не поляки ли ли были в первых рядах дезертиров?

Ни в коем случае. По боеспособности и дисциплине польский корпус (V-й кн. Й. Понятовского) не уступал гвардии - полякизнали, за что воюют.

Если только не рассматривать эти слова Коленкура как обычную практику сваливания на форс-мажор.

В силу первого обстоятельства он мог на все смотреть критически (и что-то преувеличивать), а в силу второго - отмечать те явления, которые раньше ему не встречались, а остальным военачальникам были хорошо знакомы.

Значит, были документы, и они должны были сохраниться. Будем искать.

А он, напротив, - постоянно возвращается к описанию трудностей. Зачем? Неужели, чтобы обгадить историю Франции и Наполеона?

Между  тем  неприятельская  армия  стремилась к  столице.  Несчетное  число обозов, парков, конвоев и шаек мародеров следовало за нею по обеим сторонам дороги,  на  пространстве  тридцати  или  сорока верст.  Вся  эта  сволочь, пользуясь  безначалием, преступала  все меры  насилия и  неистовства. Пожар разливался  по сей широкой  черте опустошения,  и целые волости  с остатком своего имущества бежали от сей всепожирающей лавы, куда - и сами не ведали.

Даже места,  не прикосновенные  неприятелем, немало  представляли нам препятствий.  Общее и добровольное  ополчение  поселян преграждало  путь  нам.  В каждом  селении ворота были заперты; при них стояли стар и млад с вилами, кольями, топорами и некоторые  из них с огнестрельным оружием. К  каждому селению один из нас принужден был подъезжать и  говорить жителям, что мы русские, что мы пришли на  помощь к  ним и на  защиту православныя  церкви. Часто ответом  нам был выстрел или пущенный с  размаха топор, от ударов коих судьба спасла нас

За два дня до моего прихода в село Егорьевское, что на дороге от Можайска на Медынь, крестьяне ближней волости истребили команду Тептярского казачьего полка, состоящую из шестидесяти казаков. Они приняли казаков сих за неприятеля от нечистого произношения ими русского языка. Они же самые крестьяне напали на отставшую мою телегу, на коей лежал чемодан и больной гусар Пучков. Пучкова избили и оставили замертво на дороге, телегу
разрубили топорами, но из вещей ничего не взяли, а разорвали их в куски и разбросали по полю. Вот пример остервенения поселян на врагов отечества и, вместе с сим, бескорыстия их.

Будучи дипломатом, он должен был "скрывать свои мысли", ведь именно для этого дипломатам дан язык.
А будучи генералом и братом командира кирасирского корпуса, я думаю, он был осведомлён о положении в войсках, что называется, из первых рук.

Есть только подозрение, что документы должны были оставаться как раз в тех административных зданиях, которые жгли русские при отступлении... Остаётся искать в архивах тех городов, которым угрожал захват, но которые так и не были взяты. Ну ещё в Санкт-Петербурге.

В архиве сосредоточен основной массив документов по истории войн и походов русской армии с ХVIII в. по начало ХХ в. включительно. Это фонды армий и корпусов, действовавших в различных войнах, которые вела Россия в XVIII–XIX вв.; военно-полевых канцелярий русских полководцев и военачальников — М. Б. Барклая-де-Толли, А.А. Брусилова, П. А. Румянцева, А. В. Суворова.

Обработав большой массив материалов, мы пришли к выводу, что поведение жителей центральной России в течение 1812 г. можно разделить на четыре основных типа: 1) паника; 2) совершенное спокойствие и высокомерные шапкозакидательские настроения; 3) стремление сбросить с себя крепостное иго, надежда на помощь Бонапарта; 4) абсолютное неведение или безразличие.

...В таком крайне сомнительном положении, по совещанию с первенствующими нашими Генералами, из которых некоторые были противного мнения, должен я был решиться попустить неприятеля войти в Москву, из коей все сокровища, арсенал и все почти имущества, как казенные так и частные вывезены, и ни один почти житель в ней не остался...

Сколь ни болезненно всякому Русскому слышать, что Первопрестольный град Москва вмещает в себе врагов Отечества своего; но она вмещает их в себе пустая, обнаженная от всех сокровищ и жителей. Гордый завоеватель надеялся, вошед в нее, сделаться повелителем всего Российского Царства и предписать ему такой мир, какой заблагорассудит; но он обманется в надежде своей, и не найдет в Столице сей не только способов господствовать, ниже способов существовать.

Подлое Русское дворянство оставило Столицу и увело с собою рабов своих...

Ваши сограждане возвращаются ежедневно в свои жилища, и даны приказы, чтобы они находили в них помощь и покровительство следуемые несчастию.

1812 г. августа 18. — Из записок А. Д. Бестужева-Рюмина об отношении крестьян к бегству московского населения.
...Те люди, которые не имели нужды просить особенных паспортов, удаляясь из Москвы, находили в пути своем большие неприятности или, лучше сказать, были в величайшей опасности от подмосковных крестьян, чрез селения которых должны были ехать. Они называли удалявшихся трусами, изменниками и бесстрашно кричали вслед тем, которые мимо селений ехали: «Куда, бояре, бежите вы с холопами своими? Али невзгодье и на вас пришло? И Москва в опасности вам не мила уже?» И которые из удалявшихся по необходимости должны были останавливаться в селениях для отдохновения и корму лошадей, то таковые вынуждаемы были хозяевами дворов, у которых останавливались, платить себе за овес и сено втридорога, и сверх того, просто за постой не по 5 коп. с человека, как то обыкновенно платили, но по рублю и более, и беспрекословно должны были повиноваться сему закону, если не хотели сделаться жертвою негодования против своего побегу освирепевшего народа. Многие из удалявшихся из Москвы на своих собственных лошадях возвратились опять в Москву пешками, лишившись дорогою и лошадей своих с экипажем, и имущества. Я свидетельствуюсь в истине сих происшествий теми, кои удалялись в то время из Москвы и сами рассказывали со слезами о горестном своем положении. Между тем в самой Москве так вздорожал наем извощичьих и даже крестьянских лошадей, что за 50 верст просили с нанимающего на 3 лошади 300 руб. и более, потому что богатые господа и купцы всех лошадей забрали; следовательно, обременный семейством человек в недостатках своих поневоле должен был остаться во власти неприятеля, тогда в скором времени овладевшего Москвой...

Приказ Растопчина на бочку

Вобще-то ни один нормальный чиновник не отдаст такой приказ в письменной форме

Приказ там не приводится, говорится о "распоряжении", которое могло быть и устным.

По уважению настоящих обстоятельств, я рекомендую вашему превосходительству, чтоб пожарные команды немедленно были в готовности к выступлению, единственно только с трубами, а пожарные инструменты остаются здесь; сукно же взять; равномерно и драгунские 2 эскадрона должны быть в готовности и находиться при мне, а сборное место пожарной и всей полицейской команде назначается у Красных ворот. Впрочем, как те, так и другая должна немедленно быть в готовности в Рязань.
Гр. Ростопчин.
Сентября 1   дня  1812  г. Москва.

Сомневаетесь в компетентности Лермонтова... Зря. Как я уже говорил он писал по "горячим ещё не остывшим" следам.

миф о поджоге Москвы самими жителями для нанесения большего ущерба неприятелю родился сразу же после пожара и более всего похож на героико-патриотическую утку

1812 год, явясь в вечность, умытый слезами нашими и кровью, украшенный трофеями всему миру страшного Наполеона, сопровождаемый любимцами славы Багратионом, Тучковым и Кутайсовым, конвоируемый сотнею тысяч русских героев, запечатлевших веру и верность славного своею смертию, освященный великолепным пламенем пострадавшей Москвы, без сомнения, удивил всех своих предшественников, едва ли и на ординарцы к нему годных! Грозный и вместе с тем благотворный великан этот прошедших и грядущих веков, положа первый камень в основание свободы владыкам и народам, обратился в общую, торжественную собственность всех людей, на суше и на морях и за морями живших, и всемирного притеснителя трепетавших; но он наш, 1812 год, наш родной кровный! Пусть зависть, прислуга и выслуга заморских писателей хлопочет и строчит… что им в ум войдет, перо пишет, бумага терпит, но слава наша с 1812 годом и с Благословенным Александром, помрачится вместе с солнцем только при скончании века! Русские сделали все, чего требовал от них закон народной чести…