Что особенно важно, Л.С. Клейн и его соавторы предлагают определять процент скандинавских погребений не от общего числа раскопанных, а от общего числа этнически определимых курганов, и сравнивать этот процент с числом достоверно славянских комплексов.
В этом вопросе я согласна с возражениями Романчука.
Прежде всего, не могу согласиться с предлагаемой Л. С. Клейном методологической установкой: «нужно отсеять все этнически неопределенные погребения (то есть, подавляющее большинство). А от оставшихся, если выборка даст процентов этак 1—2, это мало, а если 10—20 — это уже очень существенно» (Клейн 2014: 338). Именно, потому, что малоинвентарность и безинвентарность (которая и является основной причиной отнесения погребений к этнически неопределенным) – это признак погребений именно бедного, рядового населения.
Между тем, далее Л. С. Клейн указывает: «…главный контингент норманнов, прибывавших на славянские и финно-угорские земли — викинги. В их сопровождении прибывали на освоенные территории и супруги конунгов, а также военные подруги их приближенных — «валькирии» … то есть верхний и средний слои женской части общества» (Клейн 2014: 339).
Однако отсюда со всей очевидностью следует, что среди бедных, этнически неопределенных погребений нам не следует ждать скандинавских. И получаемый норманистами таким методом показатель удельного веса норманнов на Руси никак не может быть экстраполирован на городские (принимая во внимание тезис-поправку Л. С. Клейна об отсутствии норманнов среди сельского населения) дружинные могильники в целом.
Давайте для себя этот момент зафиксируем.
То есть, либо мы принимаем точку зрения Л. С. Клейна – и видим норманнов лишь среди военной элиты, причем преимущественно ее высших слоев, и тогда нам нечего ждать обнаружения норманнов среди бедных погребений. Либо, мы все же считаем норманнов на Руси более обширной и социально неоднородной группой («модель колонистов»; к ней, как я указывал, в итоге тяготеет даже Анне Стальсберг – исследователь действительно весьма осторожный) – что очевидно вытекает из попыток искать норманнов среди бедных, рядовых погребений.
Потому что, как я писал, норманнисты незаметно для себя прибегают и здесь к объяснениям ad hoc – трактуя, в зависимости от актуальной необходимости, социальный состав норманнов на Руси то так, то эдак.
Однако проблема здесь еще глубже.
Дело в том, что если мы согласимся с подсчетами А. Стальсберг и Л. С. Клейна (10-14%), и уж тем более – Э. Ю. Жарнова и И. Янссона (40-50%) доли норманнов среди городского населения Ладоги, Гнездова и Тимерева, то, как я писал, мы оказываемся перед неразрешимой проблемой.
Именно: если бы скандинавы действительно составляли столь значительный процент городского населения этих центров, и притом городскую элиту (а даже 10% — в этом случае уже очень много), то Ладога, Гнездово и Тимерево были бы скандинавскими городами. Вектор ассимиляции шел бы в обратном направлении, и местное славянское и финно-угорское население само бы скандинавизировалось.
У нас так много исторических примеров подобного рода (когда доминирующее меньшинство не ассимилируется, а ассимилирует), что сомневаться в этом выводе не приходится.
Поэтому, возникает вопрос, заданный еще С. А. Гедеоновым, и на который у норманизма до сих пор нет ответа.
А именно: каким образом норманны, составляя столь значительную часть элиты общества, и прежде всего ее высшего слоя, не только не навязали хотя бы древнерусской элите почитания своих богов, своего языка, имен и т. д., но даже и не оставили тут сколь-нибудь заметного следа? И, практически мгновенно ассимилировались?
http://xn--c1acc6aafa1c.xn--p1ai/?page_id=4842