Мне пришлось более или менее близко видеть  дела  и  порядки трех деревень, лежащих почти рядом, в местности, которая считается житницею русской земли. Эти три деревни, почти уже сливающиеся друг с другом -- так близко подходят крайние дворы одной к крайним дворам соседней деревни, -- в земельных отношениях, в размерах расходов, мирских  и  казенных, разнятся друг от друга самым существенным образом. Да  и   народ  в одной не таков, как в другой, а в другой не таков, как в третьей: в одной  народ  -- разиня, в другой -- первый работник, в третьей --  и  разиня,  и  ленивый, да еще  и  плутоватый. Такую разницу объясняют весьма существенные причины. Так, например, село  Солдатское , самое большое из всех трех деревень, образовалось из поселенных в этой местности солдат какого-то из гвардейских полков.
   При императрице Екатерине II (так здесь рассказывают старожилы) один из солдат этого какого-то гвардейского полка, находясь на карауле во дворце, услыхал или каким-то образом узнал, что существует заговор, донес об этом,  и  в награду за такой поступок вся рота или полк были пожалованы землями  и  угодьями в наилучшей местности России. Земли  и  угодий было так много  и  они приносили жителям села  Солдатского  так много доходу, что жили они -- "лучше не надо" -- катались как сыр в масле...
   С тех пор, в течение ста с лишком лет, село, наделенное вначале всевозможными льготами, понемногу теряло их: так, часть земли, очень значительную, они сами продали, а деньги пропили; да  и  казна поурезала их, но все-таки угодьев осталось такое количество, что село  Солдатское  решительно богаче остальных двух деревень  и  может продолжать пьянство предков без посрамления. У него три мельницы, дающие до двух тысяч рублей в год чистого дохода; рыбные ловли, дающие пятьсот рублей дохода,  и  два кабака, приносящие миру полторы тысячи рублей чистыми деньгами.
   Соседняя с ним деревня также значительно отличается от обыкновенной, перенесшей барщину  и  несущей на своих плечах новые порядки деревни. Как могло случиться, что крестьяне этой деревни, считаясь постоянно в удельном ведомстве, попали-таки лет с шестьдесят -- семьдесят тому назад в крепостную зависимость, я не знаю; знаю только, что  и  в крепостной зависимости они все-таки избегли всех суровостей барщины. …. После смерти (помещица) разладинским мужикам даром отдала всю землю, так как умерла бездетною  и  без наследников. Благодаря этому подарку налоги, платимые разладинскими мужиками, никогда в общей сложности не превышали двух рублей. Даже  и  теперь они платят всего-на-все только рубль девять гривен.
   Третья деревня, разделенная от Разладина только помещичьей усадьбой, обыкновенная русская, бывшая крепостная деревня. У нее мало земли, она платит большие налоги -- больше Разладина  и   Солдатского  --  и  не имеет почти никаких посторонних доходов, кроме двухсот рублей с кабака,  и  работает в поте лица. Она знала крепостные порядки доподлинно; знала барщину, барина, дворню, претерпела все крепостные тяготы  и  теперь несет на плечах своих новые порядки. Больше о ней покуда сказать нечего.
   Надеюсь, что читатель из вышеприведенного очерка видит, какая существенная разница в материальном обеспечении отличает все три деревни одну от другой. На основании этой разницы, зная не деревенскую, а обыкновенную таблицу умножения, можно вывести такие заключения: село  Солдатское , пользующееся угодьями  и  достатком, живет, лучше Разладина, у которого нет угодьев, доходных статей. Но Разладино, не платящее почти никаких податей, все-таки должно пользоваться большим достатком, жить вольней, вольготней, чем третья деревня, которая  и  платит много,  и  земли имеет мало, да  и  земля отрезана далеко от деревни. Последняя деревня, несомненно, должна жить хуже других, потому что лежит она на неудобном месте, воды у нее мало, крошечный ручеек в аршин ширины,  и  никаких доходных статей нет. Так гласит обыкновенная таблица умножения. Деревенская же гласит вот как:
   Хуже  и  глупей из всех трех деревень живет самая богатая, именно село  Солдатское . Несмотря на то, что доходом с оброчных статей, с мельницы, с рыбной ловли  и  т. д., которые в буквальном смысле с значительным излишком покрывают решительно все мирские, волостные, земские, казенные  и  всякие иные платежи, так что должны ежегодно оставаться лишние на общественные нужды деньги  и  уж ни в каком случае ни одному из жителей нет надобности вынимать деньги на уплату повинностей из своего кармана, -- несмотря на все это, жители села  Солдатского  умеют устроить так, что каждый год им недостает денег,  и , потратив все мирские доходы, они всегда ухитряются делать налоги рубля по три с души, несмотря на то, что мирские доходы постоянно увеличиваются. Теперь я прошу читателя, знающего обыкновенную таблицу умножения, представить себе всю непостижимость результата, который является при применении ее к распорядкам, господствующим в селе  Солдатском . Я беру окладной лист, считаю количество душ (конечно, платежных, а не человечьих), считаю количество требуемых казной, земством, волостью  и  самим селом платежей, прибавляю даже целые две сотни рублей на непредвиденные расходы, хорошенько не имея даже возможности определить их, потому что что же когда-нибудь затевала какая-либо деревня сама для себя. Все ее доходы идут только на то, что известно под словом "подати". Больных своих на общественный счет она в больницу не возит; сирот, нищих на общественные суммы не питает; вот разве одно: село  Солдатское  очень часто ссылает по мирским приговорам своих односельцев в Сибирь. Вот на такие-то расходы  и  на другие, ни мной, ни селом совершенно не предвидимые, я  и  кладу две сотни. Получается у меня сумма, причем оказывается, что сумма эта с значительным избытком покрывается суммою получаемых селом доходов, которые я также прошу читателя класть на счеты по порядку, за то-то столько-то,  и  т. д.
   У меня получается остаток, а на деле у деревни недостает целой тысячи рублей!.. Впоследствии я узнаю причину; но теперь, на первых порах, я в недоумении. Каким образом выходит эта "недостача"?
   Затем, отчего село  Солдатское  до сих пор, с самого основания, не подумало завести хоть какую-нибудь школу, хотя в виду воинской повинности, а в Сибирь ссылать своих сыновей выучилось? Отчего  народ  села  Солдатского   неряшлив ,  распущен ,  нагл ,  жаден   и   глупо-форсист ? Отчего именно в селе, где есть все условия для мирского довольства  и  для известной порядочности ежедневного обихода, -- такое  неряшливое  разгильдяйство, общественная бессвязица  и  бестолковщина: куча нищих, есть воры, куча мирских грабителей?
   Не менее странным покажется вам и положение соседнего разладинского мужика. Земля у него есть, и родит она хорошо, налога он почти не платит, а посмотрите на разладинского мужика: изба гнилая, солома гнилая, сам мужик вял, туп и понятием не тверд -- все поддакивает, а оказывается, и не понимает, о чем речь; постоянно жалуется на баб -- бабы, вишь, ему досаждают; жену бьет, а сам трус первой руки; "пужлив" перед барином, перед подрядчиком, вообще перед человеком; затеет какое-нибудь дело, не умеет себя держать совершенно. Барин, как существо высшее, подавляет его одним своим видом. Разладинец, разговаривая с барином, теряется, бормочет невесть что, ухмыляется во весь рот, даже фигурой показывает, что "мы вашей милости" что угодно, а дела сделать ни с барином, ни с подрядчиком не умеет. Наймется отвезти, положим, ночью на станцию, сам ходит, просит -- "нужда"; а глядишь -- и не приедет: лень встать от бабы, на печи тепло, а на дворе холодно; потом на бабу сердится. Никакой "ряды" правильно с ним делать нельзя или очень трудно; ничему он не знает настоящей цены, а по нужде соглашается на всякую цену, "сбивает цену дуром", потому что чувствует, что работа его будет плоха, чувствует, что мало-мальски из порядочной деревни мужик всегда перебьет у него и сделает лучше. А взявшись за дело, только клянчит, удивляется, как это все трудно, и беспрестанно ропщет на цену. Словом, разладинский мужик -- мужик "брюзга".
   …..
   
   Как ни покажется странным, а лучше всех живет и умней всех крестьянин деревни Барской. Он есть истинный современный крестьянин, несущий всю массу крестьянской тяготы без всякого - послабления испокон веку. Он платит большие подати и бьется круглый год исключительно над земледельческой работой, и покрывает подати, да мало того: живет несравненно аккуратней, чище и разладинских и солдатских. В Барском не редкость встретить умницу, человека твердого, железного характера, изучившего до тонкости свои отношения к людям, с которыми ему приходится делать дело. А делает он и берется делать дела только такие, какие доподлинно знает. Предлагали им возить навоз в селитряные бурты и деньги давали хорошие -- не поехали и угощением не соблазнились, отказались, "потому дело это не наше!" До последнего времени они не заводили кабака: находились между ними люди, которые умели оберегать мир от этой беды. Разделов семейных у них мало, так как в этом -- бессилье, а им нужна сила для работы; работа у них на первом плане и действительно кипит в руках. Работают все отлично. Мальчик плачет: "тятька, жалеючи его, на работу не взял...".
   Словом -- крестьянин, более других претерпевший на своем веку, следовательно, как нам думается, более угнетенный (он пережил крепостное право), наделенный плохой землей, обремененный налогами, вопреки всем смыслам, вопреки всем таблицам умножения всех частей света, оказывается порядочнее, положительно умнее, даровитее, зажиточнее и честнее того крестьянина, который, имея доходы, покрывающие все посторонние платежи, или платя сущую безделицу и, следовательно, имея все условия для того, чтобы собственная его домашняя, личная жизнь была лучше, достаточней, вольней, чтобы забота его о мирском деле была шире, -- оказывается, что такой крестьянин ничего не выдумал, кроме кабака, живет бедно, пьяно, фальшиво, к ближнему равнодушен, равнодушен к миру, к себе, к семье!.. Мало того: вы видите, что отлично обставленная в материальном отношении деревня как бы лишена даровитых людей. Есть мироеды и мироопивалы, а умного, характерного мужика нет; взамен того имеется обилие фальшивых мужичонков, которые за рубль продадут отца родного, наобещают с три короба, а ничего не сделают, недорого возьмут соврать и надуть.
   Что же означает эта непонятная тайна непонятной деревенской таблицы умножения?
   
   После долгого и мучительного опыта мысль ваша как будто начинает докапываться до некоторых действительных оснований этой удивительной тайны. Главную нить к познанию, как мне кажется, существа деревенского житья-бытья дает вам одно, повидимому весьма незначительное обстоятельство. Разговаривая до сего времени, вы очень часто слышите в разговоре слово "барщина", но не придаете этому никакого значения, как делу прошлому. Мало-помалу, однако, оказывается, что хотя все, что заключается в многозначительном слове "барщина", и действительно дело прошлое, но что и теперь следы этого прошлого далеко не изглажены. Впоследствии вы убеждаетесь в значении барщины для понимания современной деревни, и притом в такой степени, что уже не довольствуетесь простым признанием за ней известных результатов, но невольно должны признать, что в современной деревне нет такого явления, нет в характере деревенских людей ни одной существенной черты, нет даже ни одного обычая, которые бы вполне не объяснились барщиной, а главное, только барщиной.{В настоящем очерке мы не касаемся тех хорошо живущих деревень, которые держатся не традициями барщины, а религиозной дисциплиной, то есть деревень сектантских.}