Кассий
+
Вне Форума
Сообщений: 1833
Пол: 
|
В правобережной Украйне это было прямым продолжением традиции польских так называемых балагулов конца 30-х и 40-х годов, и здесь же для этого явления возникло название "хлопомании". В этом названии было нечто худшее, чем презрение польского шляхтича к мужицкому языку, костюму и манерам. Когда молодежь от формальных подражаний перешла к действительному труду на пользу украинского народа, когда в Полтаве, Киеве и других городах возникли воскресные школы, где "хлопоманы", кроме чтения и письма, начали преподавать народу основания родной истории, когда, вследствие запроса со стороны этих школ, начали появляться элементарные учебники на украинском языке ("Букварь" Шевченко, "Граматка" Кулиша, "Щотныця" Конисского и т. п.), польские душевладельцы всполошились; им начали мерещиться "гайдамацкие ножи", и они, сами приготовляясь уже к восстанию, поспешили обратиться к правительству с доносом на "хлопоманов", умышляющих якобы сепаратизм и социальную революцию. Они добивались не только запрета невиннейшей "Граматки" Кулиша, но даже срытия могилы Шевченко, в которой будто бы припрятаны ножи для близкой резни. Особенно сердило этих "охранителей" то, что среди польской молодежи многие увлеклись идеями прогресса и стояли против шляхты, а одна часть пошла еще дальше и требовала от украинских поляков обращения в украинцев и служения украинскому народу. Начало этому положили два талантливых и беззаветно преданных своей идее юноши, В. Б. Антонович и О. Рыльский, которые в "Основе" мотивировали свою "Исповедь" ко всеобщему ужасу украинских поляков. Среди более старого поколения украинских деятелей не было человека, который бы умел поддержать эти новые течения. Правда, запрос на элементарные книги был сочувственно встречен и Кулишем, и Костомаровым; первый сам составил несколько учебников (небезупречных с педагогической точки зрения), второй обратился к публике с воззванием о собрании фонда для печатания таких книг. Разные доносы и последовавшее затем польское восстание 1863 г. заставили правительство, из опасения "сепаратизма", запретить употребление украинского языка в народных школах, прекратить печатание украинских учебников и даже прибегнуть к арестам и ссылкам. Потерпели на этот раз Конисский, П. Чубинский и еще некоторые, сосланные в Архангельск, Вологду и т. п. Это было началом второго антракта в истории украинской литературы, длившегося почти до 1870 г.
Что сравнительно не очень грозные мероприятия правительства против украинофилов могли вызвать такой застой, какой мы видим в украинской литературе 1863‒1870 гг. ‒ это можно объяснить только слабохарактерностью вожаков движения и недостаточной разработкой основных его идей. Стороженко, талантливый, но довольно безыдейный рассказчик, после 1862 г. почти совсем замолк и только в посмертных бумагах оставил попытку исторического рассказа: "Марко Проклятый" ‒ попытку и в художественном, и в историческом отношении совсем невысокого качества. К писателям, начавшим в "Основе" свою карьеру, принадлежит даровитый, но как-то зарывший свой талант Стефан Руданский, который при жизни успел напечатать только несколько лирических пьес, очень красивых и задушевных, но после которого осталась в рукописях масса сочинений, в том числе необыкновенно богатая коллекция украинских народных рассказов и легенд, переданных им легкими и грациозными стихами, далее полный перевод чешской "Краледворской рукописи", "Слова о Полку Игореве", "Войны лягушек с мышами" и, наконец, "Илиады". Этот последний перевод хотя составлен короткими стихами, складом украинской народной песни, тем не менее представляется очень удачным и производит цельное впечатление. Второй талантливый неудачник из кружка "Основы" ‒ Анатолий Свидницкий, поместивший в "Основе" несколько интересных этнографических статей, но не успевший напечатать самое крупное свое сочинение: роман-хронику "Люборадски", прекрасно рисующее жизнь сельского духовенства Юго-Западного края и духовных училищ дореформенных времен. Из плеяды писателей, выступавших в "Основе", назовем еще Леонида Глибова, давшего украинской литературе ряд прелестных лирических пьес и книгу басен; Ганну Барвинок (Александру Кулиш, жену П. А. Кулиша), которая сначала в Кулишевом альманахе "Хата" (1859), потом в "Основе" и впоследствии в разных изданиях поместила ряд прочувствованных рассказов, живописующих украинскую женщину, и снискала себе почетное имя как "поэт женского горя"; Даниила Мордовцева, выступившего в 1859 г. в "Саратовском Малороссийском Сборнике" с поэмой "Казаки и море", давшего в "Основе" и в более поздних изданиях ряд поэтичных рассказов и очерков по-украински, но достигшего большей популярности историческими романами и очерками, написанными на русском языке. Сам Кулиш выступал в "Основе" и как критик (слишком строгие суждения о Гоголе и Котляревском), и как историк, а после смерти Шевченко, возмечтав, что пришла его очередь сделаться "кобзарем" Украйны, дал целый ряд эпических и лирических стихотворений, изданных особо под названием "Досвитки" и как будто нарочно составленных для того, чтобы доказать, что Кулиш ‒ не Шевченко. Вскоре потом он еще более повредил себе в глазах всей передовой части русского общества, приняв сотрудничество в крайне шовинистическом журнале "Вестник Юго-Западной России" и содействуя системе казенного обрусения даже там, где оно явно шло вразрез с интересами коренного южно-русского населения. Это было, однако, временем его наибольшей популярности и наибольшего влияния в Галиции. В Галиции 60-е годы начались падением абсолютизма и введением краевого сейма. В сейм вошли в подавляющем большинстве польские шляхтичи; русины, при косвенном содействии правительства, получили не более 40 мандатов, причем умственный ценз у русинских депутатов (крестьян и священников) был несравненно ниже, чем у польских. Жгучий вопрос крестьянских сервитутов как-то сам собой срывался с уст ораторов. Поляки обвиняли русинское духовенство в подстрекательстве, подкрепляя свои обвинения фразами о коммунизме; когда же депутаты-священники начали открещиваться от таких прегрешений, поляки пытались заключить с ними соглашение над головами депутатов-крестьян. Духовенство на это соглашение не пошло: в ответ на его оппозицию с польской стороны послышался в сейме голос графа Лешка Борковского: "Tu niema Rusi!" Этим был брошен вызов к борьбе, продолжающейся до сих пор. Она началась с того, что русины стали повсеместно вытеснять польский разговорный язык из своих домов и обществ, польскую книгу ‒ из рук, польские и латинские налеты ‒ из своего обряда. Так как борьбу вело главным образом духовенство, то неудивительно, что вопрос об очищении греко-униатского обряда заинтересовал его очень живо. С легкой руки Ив. Наумовича начались в газетах длинные и в сущности бесплодные прения об обряде; с польской стороны очистителям брошен был укор в схизме; очистители начали оправдываться и вдаваться в теологические тонкости, упуская из виду самое существенное ‒ попытки латинян оттянуть русинское духовенство разными приманками от служения своему народу. Это с поразительной ясностью показал безымянный автор польско-русинской драмы-сатиры "Budiatyńce", написанной в 1861 г., до сих пор остающейся в рукописи, но распространенной в многочисленных копиях. Восстание 1863 года еще более усилило русино-польскую распрю. Поляки пытались перетягивать русинскую молодежь и русинское духовенство на свою сторону, чтоб заручиться их содействием. Но идейное обаяние прежних польских восстаний было разрушено; русины, испробовав еще в 1848 году национальную нетерпимость поляков, ставили пассивный отпор их требованиям, а некоторые, как Остап Левицкий, шли еще далее и осмеивали в едкой сатире ("Uciekiniery") новое восстание на восточно-галицкой почве, представлявшееся далеко не идейным и не серьезным. В литературном отношении в начале 60-х годов видно тоже как будто оживление. В 1860 г. Б. Дидыцкий, при содействии почти всех наличных галицко-русских писателей, издает сборник "Зоря галицкая яко альбум" в честь епископа Гр. Яхимовича; за исключением ценных исторических материалов, это было, однако, как бы подведением итога всем ошибкам, какие сделала Галицкая Русь в 50-х годах. Сам Дидыцкий понял, что в этом направлении идти далее некуда. Начав в том же 1860 г. издавать политическую газету "Слово", он пригласил к себе в сотрудники украинцев и допустил в их статьях употребляемое ими фонетическое правописание. Но это была только уступка зарождавшемуся уже в Галиции украинофильскому движению; с 1864 г., когда это движение успело несколько окрепнуть и отношения между ним и старой партией обострились, терпимость была признана неудобной и "Слово" пошло совсем другим путем. Толчком к новому украинофильскому движению среди галицко-русской молодежи послужило, прежде всего, ее ознакомление с поэзией Шевченко и с другими представителями украинской литературы. Изданные в 1859 г. в Лейпциге некоторые нецензурные стихотворения Шевченко впервые проникли в Галицию и поразили молодежь как что-то совсем новое и неслыханное. В 1860 г. появилось в Петербурге новое, более полное издание "Кобзаря", и для галицко-русской молодежи открылся новый мир. В этом мире она прежде всего увидела Украйну, с ее степями, казачеством и "волей"! До сих пор она смотрела на все это глазами "Тараса Бульбы" и польских романтиков, особенно М. Чайковского, увлекаясь пышными картинами, но не чувствуя при этом ничего. Начинается усиленное подражание украинщине, сперва в костюме и манерах, потом, под влиянием антагонизма к полякам, все более глубокое; вырабатывается взгляд на необходимость пользоваться в литературе только народным языком. Литературных талантов и научной подготовки у тогдашней галицко-русской молодежи не было; поэты и писатели 30-х и 40-х годов или сошли со сцены, или удивляли молодежь бездарностью и безыдейностью своих новых сочинений. Из тех, кто выступил в 50-е годы, одни, как Платон Костецкий, ушли совсем в польский лагерь, другие, как Евгений Згарский, хотя и пытались примкнуть к новому украинофильскому движению (поэмы "Святый вечер" и "Маруся Богуславка), но обладали слишком малым талантом и отталкивали даже нетребовательных галицких читателей своей малокультурностью. Несмотря на это, первые периодические издания нового направления ‒ "Вечерныци", "Ныва", "Русалка" и "Мета" ‒ были встречаемы и поддерживаемы молодежью с неописанным восторгом уже потому, что в них перепечатывались лучшие, в Галиции до тех пор неизвестные сочинения украинских писателей. Около этих изданий сосредоточивался интерес украинофильской молодежи, которая, под влиянием университетских студентов, начала во Львове, а потом и в других городах составлять тайные общества ‒ так называемые "громады", ‒ с самыми скромными целями самообразования, совместного чтения книг и обсуждения литературных и национальных вопросов. Душой и как бы патроном этих кружков, составленных из студентов университета и гимназистов, сделался Даниил Танячкевич, воспитанник духовной семинарии, который с огромной долей энтузиазма и пламенной верой в лучшую будущность своего народа совмещал недостаток солидного образования и ясно определенной программы. Не было их и у трех главных писателей и публицистов нового направления: Ксенофонта Климковича, который в 1867 г., после крушения украинофильских изданий, перешел в сотрудники антиукраинской "Славянской Зари", ‒ Володимира Шашкевича, сына Маркиана Шашкевича, подававшего большие надежды, но скоро стушевавшегося и молодым умершего поэта, ‒ и Федора Заревича, написавшего ряд новелл и одну повесть "Хлопська дитына", примитивную по языку и писательской технике, но все-таки имевшую некоторое значение как первая попытка изображения жизни и взглядов современного интеллигентного русина. Единственный талантливый и оригинальный австро-русский писатель, выступивший с самого начала 60-х годов и почти сразу занявший в воображении энтузиастической молодежи место возле Шевченко, был Иосиф Федькович.
|
Страниц: 
Галицкая Русь под властью Габсбургов (1772-1918 гг.) (Прочитано 465330 раз)