|
Антон_
|
Осенью 1937 года и зимой 1937/38 года массовые репрессии продолжились. К этому времени, как отмечал Леонид Наумов, "местное чекистское руководство практически добилось того, что им разрешили вернуться к цифрам первоначального запроса". Затем эти цифры были ими превышены. Наумов отмечал, что в 1937–1938 годах, "минуя письменные решения Политбюро, репрессировано было более 137000 по 1 — й категории (т. е. расстрел) и 380000 по 2-й категории (т. е. ссылка)… Сложилась практика, не единичные случаи, а именно практика, утверждения лимитов, минуя письменное разрешение Политбюро. В результате почти во всех регионах, которым Центр в июле уменьшил лимиты, местные руководители добились того, что им в конечном счете удалось не только выйти на цифры первоначальных запросов, но и увеличить их".
В этой обстановке проходила избирательная кампания по выборам в Верховный Совет СССР. Однако многочисленные свидетельства о первых тайных, равных, прямых и всеобщих выборах в Верховный Совет СССР, состоявшихся 12 декабря 1937 года, не запечатлели проявлений страха или запуганности избирателей. Как уже было сказано выше, подавляющее большинство населения не знало о масштабе репрессий. Этому способствовало то обстоятельство, что подавляющее большинство арестованных составляли те, кто представлял лишь ограниченную часть советского общества.
Несмотря на то, что избирателям был предложен лишь один кандидат, это не было необычным для них. За двадцать лет советской власти избиратели привыкли к голосованию за одного кандидата. Необычность же этих выборов состояла в том, что избирателей, которые приходили на участки для голосования, приглашали заходить в специальные кабинки, где они могли ознакомиться с бюллетенем. Там к их услугам были карандаши, которыми они могли воспользоваться для того, чтобы вычеркнуть фамилию кандидата. Поэтому голосование превращалось во всесоюзный референдум, в ходе которого можно было проголосовать «за» или «против» кандидата от советской власти. На сей раз можно было выразить свою волю тайно.
Следует учесть, что 1937 год был годом завершения второй пятилетки, когда и на бытовом уровне проявились многие позитивные стороны быстрого движения страны вперед. К тому же пропаганда старалась создать праздничную атмосферу перед проведением голосования и во время выборов. По радио звучали песни, написанные специально к выборам. В них звучали бодрые слова:
Мы лучших людей выбираем
От фабрик, полей и морей!
Мы знаем, кому доверяем
Просторы Отчизны своей!
В начале своего выступления 11 декабря 1937 года на собрании избирателей Сталинского избирательного округа Сталин постарался говорить в духе праздничной атмосферы, в которой шла предвыборная агитация. Поэтому он поздравил собравшихся «с наступающим всенародным праздником, с днем выборов в Верховный Совет Советского Союза… Предстоящие выборы это не просто выборы, товарищи. Это действительно всенародный праздник наших рабочих, наших крестьян, нашей интеллигенции».
В отличие от многочисленных предвыборных речей с проклятиями в адрес «троцкистско-бухаринского отребья» и прочих Сталин ни единым словом не упомянул привычных персонажей — Троцкого, Зиновьева, Бухарина и их сторонников. Не сказал они ни слова и о том, что враги пытаются использовать выборы в своих целях. Вместо этого он неожиданно обратил внимание присутствовавших на закрепленное конституцией право избирателей досрочно отозвать своих депутатов, «если они начинают финтить, если они свертывают с дороги, если они забывают о своей зависимости от народа, от избирателей». Сталин давал совет не забывать «об этом праве избирателей», призывал их «следить за своими депутатами, контролировать их и, ежели они вздумают свернуть с правильной дороги, смахнуть их с плеч, потребовать назначения новых выборов. Правительство обязано назначить новые выборы». После того как советская пропаганда многократно объявила, что кандидатами в депутаты выдвинуты «лучшие из лучших людей страны», Сталин объявил о том, что некоторые из депутатов могут оказаться недостойными доверия своих избирателей.
Говоря о том, что избиратели должны «требовать от своих депутатов, если взять из всех возможных требований наиболее элементарные требования», Сталин призвал главным, чтобы депутаты «оставались на посту политических деятелей ленинского типа».
Правда, не было удивительного в том, когда Сталин призвал, чтобы депутаты «были такими же бесстрашными в бою и беспощадными к врагам народа, каким был Ленин». Однако тут же Сталин неожиданно обратил внимание на другое ленинское качество, потребовав, чтобы депутаты «были свободны от всякой паники, от всякого подобия паники, когда дело начинает осложняться и на горизонте вырисовывается какая-нибудь опасность, чтобы они были свободны от всякого подобия паники, как был свободен Ленин». Такое требование звучало актуально, поскольку страна готовилась к неизбежной войне и ждала возможного нападения извне. В то же время этот призыв звучал диссонансом по отношению к многочисленным выступлениям последних месяцев, в которых говорилось об угрозе «внутреннего врага». В них угрозу видели даже в престарелых участницах молитвенных собраний. Сталин же резко осуждал паникерство и объявлял, что паникеры не отвечают «ленинским требованиям».
Сталин требовал, чтобы депутаты были «мудры и неторопливы при решении сложных вопросов, где нужна всесторонняя ориентация и всесторонний учёт всех плюсов и минусов, каким был Ленин». Между тем Сталин стал свидетелем того, какую недальновидность, однобокость, вздорность и поспешность проявляли многие партийные руководители в ходе принятии важнейших политических решений в 1937 году. Было очевидно, что он исходил из того, что не все нынешние партийные деятели обладают способностью мыслить глубоко и диалектически. Было ясно, что Сталин по-прежнему считал, что они нуждались в переобучении и прежде всего в усвоении марксистско-ленинской теории.
Сталин требовал от депутатов, "чтобы они оставались на высоте своих задач, чтобы в своей работе не опускались до уровня политических обывателей". Сталин видел, что сопротивление конституционной реформе оказывают партийные руководители, противопоставившие свои корыстные интересы задачам, стоявшим перед советским народом. Для Сталина было ясно, что мелкие обывательские интересы стали важнее всего для многих партийных деятелей.
Сталин требовал, чтобы депутаты «были такими же ясными и определенными деятелями, как Ленин». События последних месяцев ясно показали ему отсутствие у многих политических деятелей страны теоретической ясности и политической устойчивости. Он видел, как те, кто поддерживал конституционные реформы на словах, вскоре выступили против этих преобразований, извращая исподволь их смысл и содержание. Поэтому он требовал, чтобы депутаты «были так же правдивы и честны, как был Ленин».
Перечислив те качества, которые были присущи Ленину, Сталин поставил вопрос: "Можем ли мы сказать, что все кандидаты в депутаты являются именно такого рода деятелями? Я бы этого не сказал". Получалось, что Сталин сомневался в том, что кандидаты в депутаты на безальтернативных выборах соответствуют ленинским качествам.
Продолжая речь, Сталин дал понять, что он не уверен в том, что будущие депутаты являются политически надежными людьми, а их убеждения прочны. Сталин даже высказал подозрение: нет ли среди них врагов народа. Он сказал: "Всякие бывают люди на свете, всякие бывают деятели на свете. Есть люди, о которых не скажешь, кто он такой, то ли он хорош, то ли он плох, то ли мужественен, то ли трусоват, то ли он за народ, то ли он за врагов народа. Есть такие люди, и есть такие деятели. Они имеются и у нас, среди большевиков. Сами знаете, товарищи, семья не без урода. О таких людях неопределенного типа, о людях, которые напоминают скорее политических обывателей, чем политических деятелей, о людях такого неопределенного, неоформленного типа довольно метко сказал великий русский писатель Гоголь: „Люди, говорит, неопределенные, ни то, ни се, не поймешь, что за люди, ни в городе Богдан, ни в селе Селифан“.
Сталин продолжал: „Я не могу сказать с полной уверенностью, что среди кандидатов в депутаты (я очень извиняюсь перед ними, конечно) и среди наших деятелей не имеется людей, которые скорее всего политические обыватели, которые напоминают по своему характеру, по своей физиономии людей такого типа, о которых говорится в народе: „ни Богу свечка, ни черту кочерга“. (Смех, аплодисменты.)“.
Выступление Сталина свидетельствовало о том, что он не был удовлетворен подбором кандидатов в депутаты и рассчитывал использовать инструмент досрочного отзыва для того, чтобы устранить тех „деятелей“, от которых в начале года он собирался избавиться в ходе осуществления переобучения партийных кадров.
В выборах приняло участие 96,8 % избирателей, а за кандидатов блока коммунистов и беспартийных проголосовало 98,6 % из принявших участие в голосовании. Против кандидатов блока коммунистов и беспартийных проголосовало 632 тысячи человек, „то есть меньше одного процента“, как было сказано в „Кратком курсе истории партии“. Но, если учесть и тех, кто не пошел на выборы, то отказавшихся голосовать за „блок коммунистов и беспартийных“ было свыше 3 миллионов избирателей, или почти 3,5 % избирателей.
Ныне не представляется возможным установить зависимость между отказом в поддержке „блоку коммунистов и беспартийных“ и арестами. Если учесть, что в 1937 году было репрессировано 779 056 человек, то можно предположить, что на каждого репрессированного приходилось почти четыре избирателя, которые не поддержали выдвинутых кандидатов. Не исключено, что многие люди, в семье которых и среди знакомых которых произошли аресты, голосовали „против“ или не пошли на выборы.
Помимо бывших кулаков, белогвардейцев, членов антисоветских партий и священников, а также бывших уголовников, среди которых репрессированные составляли значительную долю или большинство, была еще одна многочисленная группа населения, в которой относительная доля репрессированных была гораздо больше, чем среди населения страны в целом, — это были члены правящей Коммунистической партии. Хотя, как было сказано выше, сведения о том, что 90 % репрессированных были коммунистами, искажают истину более чем в 10 раз, доля арестованных и казненных коммунистов среди членов партии составляла 4,2 %, что было больше чем в 10 раз среди населения в целом (0,4 %). Поэтому среди членов партии, а также их родственников и близких к ним людях о репрессиях знали лучше. Скоро среди них и членов их семей, чем среди основной массы населения, было больше людей, воспринимавших репрессии как личную трагедию. В этой среде складывалось впечатление, что пострадали прежде всего члены партии.
Однако пострадали не только те коммунисты, которые были репрессированы. Дело в том, что арест любого коммуниста сопровождался исключениями из партии тех, кто в той или иной степени мог быть обвинен в „утрате политической бдительности“ по отношению к арестованному. Во-первых, из партии могли исключить тех трех коммунистов, которые рекомендовали арестованного в партию. Во-вторых, за ними могли последовать секретарь партийной организации и члены партийного бюро. В-третьих, нередко исключали из партии близких друзей и родственников арестованного.
|
Страниц: 
