Лисенок
|
В 1916 г. бывший министр земледелия А. В. Кривошеин говорил французскому послу в России М. Палеологу «об упорном непреодолимом сопротивлении, на которое наталкивались со стороны императора, когда ему советовали способствовать эволюции царизма в направлении к парламентской монархии». «Что же это был за человек, с упорством маньяка отстаивавший «священные устои» самодержавия? Внешне — человек как человек, даже симпатичный, особенно хороши у него были глаза. И в манере держаться — ничего величественного, царственного, даже немного застенчив. В отношении с людьми приветлив, любезен. Умом не блистал, но был далеко не глуп. Из занятий весьма хорошее в нем — любовь к литературе (прекрасная память на стихи); книги А. П. Чехова и А. Т. Аверченко — всегда под рукой и сам он не лишен чувства юмора. Писал грамотно, не то, что родитель. В совершенстве знал английский язык. Знанием истории мог удивить и специалиста, был почетным председателем исторического общества. Театрал и меломан. Хобби — занятие фотографией. Спортсмен, чуть не десятиборец (конный спорт, гребля, стрельба, теннис и т. д.). И совсем редкое у царей качество — любил физическую работу: колоть дрова, убирать снег, возиться в саду. Руки поэтому имел обветренные, шершавые, почти не чистые и не холеные. Был прекрасный семьянин: всю жизнь жену обожал как невесту; в детях души не чаял. Человек не икона: и у него, как и у каждого, были недостатки. Мемуаристы, хороню знавшие его, считают, что прежде всего — это слабоволие и бесхарактерность. Но не все современники на этот счет столь категоричны. Другое его не самое лучшее свойство: бедность эмоциональной палитры граничила с душевной черствостью. При всем том набожен, склонен к мистике и фатализму. Занимался государственными делами, особенно будучи наследником, с такой видимой неохотой, что некоторые придворные находили, что он не хотел царствовать. Ошибались: Николаю Александровичу очень нравилось властвовать. Но ему по душе были и светские забавы. Его страстью была охота. За свою жизнь он настрелял Монблан пернатых и четвероногих. Несколько злоупотреблял он и горячительными напитками, особенно когда развлекался в желанной для него сфере гвардейских офицеров. И в целом Николай II как человек отнюдь не был каким-то злодеем, монстром, исчадием ада. И оттого еще труднее ответить на вопрос, почему же так «прикипел» к идее самодержавия, «сросся» с ней Николай II? И не только «прикипел», но и упрямо проводил ее в жизнь, которая уже явно отторгала эту идею как некое «инородное тело». (Там же. С. 276—277.)
|