Антон_ писал(а) 27.10.2021 :: 13:22:00:Он работал в составе комиссии Бутца в 1943 году, еще до того, как этим делом занялась комиссия Бурденко.
Вот за это Гаека и арестовали.
За это его и хотели повесить.
"Основной упор команда Меркулова делала на массовую подготовку лжесвидетелей. Как установили следователи Главной военной прокуратуры (ГВП), в работе со свидетелями применялась "жесткая, изощренная и избирательная практика запугивания и принуждения к даче ложных показаний как от свидетелей, которые знали истинных виновников расстрела поляков, так и от людей, которые об этом ничего не знали"[13] .
Оперативники провели розыски и аресты прежде всего среди тех, кто в апреле – июне 1943 г. давал показания немцам о расстрелах польских офицеров органами НКВД. Свидетелей, которых невозможно было использовать, убирали или подвергали многолетнему одиночному заключению. Так, один из важнейших свидетелей расстрела работниками НКВД польских офицеров в Катынском лесу Иван Кривозерцев, бежавший с немцами и осенью 1946 г. в составе 2-го танкового корпуса прибывший в Великобританию, погиб в 1947 г. при невыясненных обстоятельствах. В измене Родине и сотрудничестве с оккупантами был обвинен другой важный свидетель, дававший показания перед немецкими властями и организованными ими комиссиями, - Иван Андреев (псевдоним "Румба"). Он был осужден на 25 лет тюрьмы, содержался во Владимирской тюрьме, реабилитирован в 1956 г.[14] Было установлено, что Кузьма Годезов (Годунов) и Григорий Сильвестров, использовавшиеся немцами в катынской пропаганде, внезапно умерли в 1943 г.
Из тех, кто являлся важным свидетелем по катынскому делу у германских оккупационных властей, а затем давал прямо противоположные показания в ходе "предварительного расследования" оперативникам Меркулова, на заседании Комиссии Бурденко и на пресс-конференции с участием иностранных журналистов 22 января 1944 г., был Парфен Киселев. Он работал до войны на даче НКВД и видел, как на станцию Гнездово доставлялись вагоны с поляками, которых отвозили в Катынский лес, откуда слышались крики и выстрелы. Впоследствии, чтобы избежать наказания за сотрудничество с оккупантами, он был вынужден заявлять, что немцы истязаниями и угрозами заставили его дать ложные показания. В результате уголовное дело против него и его сына было прекращено, а сами они освобождены из тюрьмы[15] .
Аналогичная ситуация сложилась и с бывшим начальником железнодорожной станции Гнездово Сергеем Ивановым. В ходе немецкого расследования он дал показания о прибытии на его станцию эшелонов с поляками и отправке военнопленных на воронках в "Козьи горы". В показаниях же, данных работникам НКВД, членам Комиссии Бурденко и на пресс-конференции с иностранными журналистами, он сообщил, что по прибытии эшелонов на станцию поляков отправляли в лагеря на строительство и ремонт дорог. Далее Иванов заявил, что в июле 1941 г. к нему обращался начальник лагеря с просьбой предоставить вагоны для эвакуации поляков, но он не смог это сделать из-за их отсутствия. После дачи нужных оперативникам показаний уголовное дело против него было прекращено. Сам он вновь оказался на свободе.
В ходе "предварительного расследования" были арестованы и те, кто работал на гитлеровцев в Смоленске и близлежащих к Катынскому лесу деревнях. За сотрудничество с оккупантами они подпадали под действие Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 г., который предусматривал высшую меру наказания – смерть через повешение. Естественно, на допросах недавние коллаборационисты незамедлительно давали согласие говорить все, что им было велено людьми Меркулова, лишь бы им простили их вину. Зачастую они просто подписывали уже заранее составленное заявление или протокол допроса. В результате дачи заведомо ложных показаний уголовные дела против этих людей прекращались, а сами они оказывались на свободе. Были, в частности, освобождены будущие ключевые свидетели – директор обсерватории, работавший при немцах вице-бургомистром Смоленска, Борис Базилевский и его друг профессор физики Смоленского медицинского института Илларион Ефимов. Оба они более 3-х месяцев содержались под стражей в Смоленской тюрьме по обвинению в измене Родине (ст. 58-1, пункт "а" УК РСФСР). 5 января 1944 г. Ефимов был выпущен на свободу после того, как дал органам требуемые ими показания и собственноручную подписку. В последней говорилось, что он никогда, никому и ни при каких обстоятельствах не будет разглашать ставшие ему известными в ходе допросов сведения, которые де составляют государственную тайну[16] . Показания Ефимова были призваны придать достоверность словам важнейшего лжесвидетеля, подготовленного оперативниками Меркулова, – Базилевского. Последний выступал и перед членами Комиссии Бурденко, и на пресс-конференции, и на Нюрнбергском процессе. Он сообщил, что якобы слышал от бургомистра Смоленска Бориса Меньшагина, что немецкий командующий фон Швец сообщил ему о директиве из Берлина ликвидировать польских военнопленных, а через какое-то время и о ее выполнении.
Всего с 5 октября 1943 г. по 10 января 1944 г. следователи допросили 95 человек, "проверили" (вернее, инспирировали) 17 заявлений в ЧГК. Многие из свидетелей, дававших показания в ходе "предварительного расследования" и перед членами Комиссии Бурденко, будучи допрошены следователями Главной военной прокуратуры в начале 90-х годов, отказались от своих показаний[17] ."
Страниц: 
Катынская история (Прочитано 312008 раз)