Василисса
Продвигающийся
Вне Форума
Сообщений: 92
МГУ имени Ломоносова
|
Я уделяю этой «независимой» летописи немалое внимание лишь потому, что она уже в наше время оказалась важным источником искажения образа нашего героя. Вот как представлено важнейшее событие русской истории современному читателю:
«В год 6989 (1 48 1). [Поход хана Ахмата на Русь.] <…>И ужас напал на него, и он захотел убежать с берега Оки, а свою великую княгиню Римлянку и с ней казну отправил на Белоозеро. А мать его, великая княгиня, не захотела бежать и пожелала сидеть в осаде. А с Римлянкой и с казной князь послал Василия Борисовича, и Андрея Михайловича Плещеева, и дьяка Василия Долматова, думая, что, если Бог разгневается и царь перейдет на эту сторону Оки и Москву возьмет, то они побегут к Океану морю. А в Москве он оставил князя Ивана Юрьевича и дьяка Василия Мамырева. <…> <…> Князь великий <...> слушал своих советников, Ивана Васильевича Ощеру, своего боярина, и Григория Андреевича Мамона, мать которого князь Иван Андреевич Можайский сжег за колдовство.<…>. А эти бояре говорили с великим князем, страх нагоняя, напоминали ему битву его отца с татарами под Суздалем, как его татары взяли и побили, как великий князь Дмитрий Иванович бежал на Кострому, а не бился с царем, когда Тохтамыш приходил (31). А великий князь, подчиняясь их замыслу и решению, оставив все войско на берегу Оки, городок Каширу сам велел зажечь и бежал в Москву. А великого князя Ивана Ивановича оставил там же у Оки, а у него оставил князя Даниила Холмского и сказал ему, что как только он придет в Москву, пришлет к нему, чтобы он вместе с сыном тотчас же ехал к нему. Сам же великий князь поехал к городу Москве, а с ним князь Федор Палицкий. И когда он уже был в посаде у города Москвы, тут горожане, переносившие имущество в город в осаде сидеть, увидели его и опечалились, и начали великому князю без стеснения говорить и обвинять его, говоря: «Когда ты, государь князь великий, княжишь над нами в кроткое и тихое время, тогда с нас много взыскиваешь того, что не следует. А теперь, сам разгневав царя, дани ему не заплатив, выдаешь нас царю и татарам». Великий князь приехал в город Москву, и встретил его митрополит, а с ним владыка Вассиан Ростовский. И начал владыка Вассиан сурово говорить с великим князем, называя его беглецом. <…> Дмитровцев великий князь приказал Полуекту Бутурлину и Ивану Кике перевести в Переславль, а из Москвы в Дмитров перевести строев, а посад у Москвы велел князю Ивану Юрьевичу сжечь. А татары искали дорогу, чтобы переправиться тайно и идти набегом на Москву. И подошли к реке Угре близ Калуги и хотели перейти вброд, но их устерегли и сказали об этом сыну великого князя. Великий князь, сын великого князя, двинулся со своим войском и стал на берегу у реки Угры и не дал татарам перейти на эту сторону. А великий князь простоял в Красном селе 2 недели, а владыка уговаривал его вернуться опять на берег. И едва умолили его, и он вернулся, и стал в Кременце далеко от берега». (32)
Из этого памфлета, совершенно непонятно, почему Государь испугался ханского войска после того, как простоял перед ним три месяца и отъехал, лишь увидев, что татары бояться атаковать и побрели прочь от Оки на Запад. Летописец обвиняет Иоанна в том, что он вел переговоры с врагом, и что побоялся сам поехать в ставку хана Ахмата. Это с какого ж большого ума ему надо было туда ехать? По сведениям того же сочинителя, Иоанн не только сам туда не поехал, но и не послал никого другого, кого хотел бы видеть хан. Ни сына, ни брата, ни даже посла Никифора Басенкова, которого, якобы, любили татары. Это может означать лишь несерьезность переговоров, если они и были. Государю надо было оттянуть время, дождаться братьев с их ратью, вестей от союзника Менгли – Гирея Крымского. В «мутном» источнике – Казанском летописце есть известия, что он в это же время послал войска в тыл Ахмату – в его столицу Сарай. Возможно, у великого князя были и другие соображения, он ведь, как хороший шахматист, рассчитывал любую партию на много ходов вперед. «А великий князь послал к царю Ивана Товаркова с челобитьем с дарами, прося милости, чтобы отступил прочь, а улус свой велел бы не разорять. А царь сказал: «Пожалую его хорошо, если сам приедет и бьет челом, как отцы его к нашим отцам ездили в Орду». А великий князь опасался ехать, подозревая измену и боясь злоумышления. Когда царь услышал, что не хочет великий князь к нему ехать, то послал к нему, говоря: «Если сам не хочешь ехать, пришли сына или брата». Великий же князь и этого не сделал, а царь послал к нему со словами: «Если и брата, и сына не пришлешь, пришли Никифора Басенкова». А этот Никифор был в Орде и много подарков дал от себя татарам, за это его любили царь и все его князья. Великий князь и этого не сделал». (33)
Далее, в этой же летописи, после приведенной вставки, вновь идет старая запись, которая противоречит чужеродному тексту. Очевидно, «независимому сочинителю-переписчику неловко было выбрасывать старую хорошо известную запись: «Царь хвастался все лето: «Даст Бог зиму на вас, все реки станут, тогда много дорог будет на Русь». С дня святого Дмитрия стала зима, реки все стали, а мороз был сильный, каких не видали. Тогда царь испугался и побежал прочь с татарами 11 ноября, потому что татары были наги и босы, ободрались». (34)
Летописец упрекает Иоанна даже в том, что он отправил в тыл, на север, супругу с казной и детьми (у нее их уже трое или четверо – последний, Юрий, родился 23 марта того же 1480 года): «Тое же зимы прииде великая княгини Софья из бегов, бе бо бегала на Белоозеро от Татар, а не гонял никто». (35)
Но ведь так всегда поступали все предшественники Иоанна, включая Дмитрия Донского! В свое время бегала с малыми детьми на Север и ныне сидящая в осаде мать Иоанна великая княгиня Мария Ярославна. И это нормальная мера предосторожности: на всякий случай сберечь свое семя и казну. В чем же причина такой критики? Почему авторы начала XVI столетия, в первую очередь церковные летописцы, стараются умалить заслугу великого князя в победе над татарами? На этот вопрос четко и ясно отвечают в своих повествованиях они же сами. Уже современным событию летописцам – церковникам хотелось доказать, что побежа над татарами на Угре – это чудо. Такое же чудо, как во время неожиданного отступления в 1395 году от Москвы хромого хана Тимура (Тамерлана). Тогда москвичи горячо молились за победу и принесли из Владимира икону Божией Матери. А когда хан неожиданно для москвичей ушел вместе со своим воинством, летописцы доказывали: «Не наши воеводы прогнаша царя Темирь Аскака, ни наша воинства устрашили его, но силою невидимою, и нападе на ны страх и трепеть, и страхом Божиим оужасеся и гневом Божиим гоним бысть...». (36)
Это несмотря на то, что и тогда, в 1395 году, великий князь Московский Василий Дмитриевич со своим немалым воинством тоже встал напротив врага в Коломне, готовый к сражению. И вполне может быть, что и тогда измотанный предыдущими боями уже престарелый хан не решился на бой. Но ведь как хочется чуда! Вот и теперь составители сводов старались доказать, едва ли ни теми же, как и в 1395 году словами, что снова свершилось чудо, и что чудо это свершилось лишь по велению Господа, Божией Матери и по их, святителей, молитве. Ведь не зря же они просидели в осаде и в постоянной молитве и в страхе едва ли не полгода! Но чтобы утвердить это чудо, надо, естественно, умалить заслугу истинного вершителя победы – Государя. Вот сочинители и расстарались: «Тогда же бысть преславное чюдо пресвятыя богородица, и бе дивно тогда видети, едини от другых бежаху и никто женяше.<…> И тако избави бог Рускую землю от поганых Татар молитвами пречистыя матере и великых чюдотворець.<…> И похвалиша бога и пречистую богородицу и святых чудотворцев, избавльших ны от поганых Татар. (37)
Московскому вторит автор Типографской летописи: «Тогда же бысть преславное чюдо святыя Богородица: егда отступиша от берегу наши, тогда Татарове с страхом обьдержащее побегошя, мнящее, яко берег дааху им Русь и хотят с ними битися,<…>. Бе дивно тогда съвръшися Пречистые чюдо: едини от другых бежаху и ничто женяше. <…> И тако избави Бог и Пречистая Рускоую землю от поганых». (38)
Переписавший свои хроники пол столетия спустя автор Патриаршей летописи эти сентенции и вообще выделил в отдельный абзац: «Чюдо. Тогда же быть преславное чюдо пресвятыа Богородицы и бе тогда дивно видети: едини от других бежаху, и никто не женяше. <…> И тако избави Бог Русскую землю от поганых Татар, молитвами пречистыа Богородица и великых чюдотворцов; а царь побежал Ноября 11». (39)
В память свершившегося «чуда» Церковь и митрополит Геронтий постановили отмечать это событие ежегодно 23 июня крестным ходом до Сретенского монастыря. Очевидно, без чуда и без заступничества Покровительницы Руси Божией Матери не обошлось. Как и в незабываемые дни Великой Отечественной войны - в октябре-декабре 1941 года, осенью 1480 ударили страшные небывалые морозы, которые оказались губительными для неподготовленного к зиме врага. Но, как известно, «на Бога надейся, а сам не плошай». Иоанн Великий и его новая единая армия не оплошали. К концу XV века, когда стало ясно, что событие 1480 года не разовое, что оно на века, а потомкам Чингиз -хана более не суждено хозяйничать на Руси, у церковников, видимо, появилась необходимость подкрепить в народе и в потомках убеждение о чуде. Ведь еще живы были многие участники «Стояния», и они-то прекрасно знали где чья заслуга, они ведь все еще рассказывали о мужестве его участников. Тогда и были сочинены «Послание на Угру» и памфлет в виде «Повести о стоянии на Угре». А после изложения новой версии событий этим живым еще участникам и потомкам было строго наказано, чтобы прекратили хвалиться своей победой: «Сие же писахом не укаряюще их, но да не похвалятся несмыслении в своем безумии глаголюще: «Мы своим оружием избавихом Русскую землю», но дадут славу богу и пречистои его матери богородици, тои бо спасе нас, и престанут от таковаго безумиа». (40)
«Ни аггел, ни человек спасе нас, но сам Господь, Пречистые и всех святых моленми. Аминь». (41)
Ну, разве не понятно?! Не гениальный Государь-полководец, ни его войско, ни храбрость защитников спасли Русь, Москву. А сам Господь, Пречистая и их, святителей, молитва. Отсюда и все остальные рассуждения. Вернувшись в Москву, Иоанн отблагодарил братьев за участие в борьбе против хана Ахмата: «В лето 6989 прииде великый князь на Москву из Боровска и похвали Бога и пречистую Богородицу и святых чюдотверець, избавлеших от поганых, и возрадовашяся и возвеселишяся вси людие и похвалиша Бога и пречистую Матерь <…>. Тогда же и братие своей дасть жалование князь великый и приат их в докончании, князя Андрея и князя Бориса, а князю Андрею дал Можаеск, а князю Борису отстоупился сел его, и оутвердившеся крестным целованием и разыдошяся». (42)
|