Кассий
+
Вне Форума
Сообщений: 1833
Пол:
|
"Въ странный міръ попалъ я, и очень доволенъ, что попалъ въ него. Не заберись я въ эту глухую сторону, я никогда не слыхалъ бы, какъ говорили Симеоны Полоцкіе, Ѳеофаны Прокоповичи, а здѣсь ихъ языкъ ‒ языкъ образованнаго общества, поэзіи и литературы. Галичане страшно отстали отъ нашего литературнаго языка; множество здѣшнихъ образованныхъ людей не видало даже русской книги, написанной въ Россіи, не говоря уже о живомъ русскомъ человѣкѣ, который сюда не ѣдетъ, потому что норовитъ болѣе въ Парижъ или въ Ниццу. De gustibus non est disputandum; а всетаки, эта Русь подъ австрійскимъ скипетромъ прелюбопытная штука, и всетаки, несмотря на малороссійскій говоръ и архаизмы, есть о чемъ потолковать съ здѣшними людьми.
Говорятъ они по-малорусски, западнымъ нарѣчіемъ, болѣе близкимъ къ нашему книжному языку, чѣмъ украинскій. Существенная разница между здѣшнимъ и нашимъ московскимъ говоромъ состоитъ только въ произношеніи ѣ всегда какъ и, ы почти какъ и, и о иногда какъ и. Будь только въ этомъ вся разница между нашимъ и галицкимъ нарѣчіемъ ‒ легко было бы ихъ понимать и легко было бы имъ чисто писать по-книжному, но географическое сосѣдство ихъ съ поляками и историческое преобладаніе надъ ними поляковъ, да къ тому же нѣмецко-классическое устройство ихъ гимназій и семинарій удерживаютъ ихъ языкъ въ до-ломоносовскихъ формахъ. Полонизмы на каждомъ шагу: хлѣба мали подъ достаткомъ, бо грунта добре справляли, т.е. хлѣба имѣли довольно, потому что землю хорошо (добре) обработывали. Гандель ‒ торговля; набоженство ‒ богослуженіе, молитва; муръ ‒ каменная стѣна; будовать ‒ строить; каменица ‒ каменный домъ; палацъ ‒ дворецъ; свято ‒ праздникъ; спѣвать ‒ пѣть; на-око́ло ‒ около; маетокъ ‒ имѣнье; свѣдчить ‒ свидѣтельствовать; письмо ‒ писаніе; насѣнье ‒ сѣмя; раптомъ ‒ силой; стосунокъ ‒ отношеніе; что за одинъ? ‒ какой такой? дяковать ‒ благодарить; посѣданье ‒ владѣнье; фаховый ‒ годный, спеціальный; житье ‒ жизнь; належать ‒ принадлежать; способность ‒ возможность; податокъ отъ народа ‒ подать съ народа; вольно ‒ позволено; забрать ‒ отнять; личить ‒ считать; уживать ‒ употреблять; лишить ‒ оставить; пытать ‒ спрашивать; воображенье ‒ понятіе; насильно ‒ усиленно; здрада ‒ измѣна; за много ‒ слишкомъ много; за годъ ‒ годъ тому назадъ.
И такъ далѣе, и такъ далѣе ‒ всего не запишешь. Особенно странно употребляютъ они слово уважать въ его польскомъ значеніи (замѣчать). Какой-то священникъ ‒ впрочемъ, они почти всѣ священники ‒ битый часъ жаловался мнѣ на свою унію и при каждомъ словѣ прибавлялъ, для моего вящшаго уразумѣнія «уважайте, уважайте» ‒ то-есть, «поймите, поймите». Вмѣсто извините, они говорятъ «перепрошаю», переводъ польскаго przepraszam. Польскаго пана перевели на господина, къ старинѣ вернулись, но употребляютъ его по-польски: «господинъ не знаетъ?» Въ отчествахъ тоже путаются, сами подписываются Иванъ Ивановичами, Петръ Степановичами, что выходитъ для насъ смѣшно, какъ называнье жены своей супругою, и т.п.
Вообще говоря, они утратили много древне-русскихъ выраженій, заимствуютъ ихъ теперь отъ насъ, крѣпко путаются въ нихъ; здравствуйте, они говорятъ вамъ прощаясь, и понимаютъ это слово въ его буквальномъ значеніи будьте здоровы, тогда какъ у насъ его можно сказать только при встрѣчѣ. При прощаньи они говорятъ также «почтенье!» ‒ передѣлка книжнаго «съ моимъ почтеньемъ». Я тоже теперь, въ средѣ ихъ, разрѣшаюсь постоянно этимъ короткимъ «почтеніе!» ‒ и, ничего! привыкъ къ нему. При прощаньи они говорятъ также «поручаюсь!» ‒ откуда они это взяли, не умѣю сказать. Большая часть изъ нихъ услышала книжную рѣчь только при проходѣ нашихъ войскъ черезъ Галичину въ Венгрію, значитъ въ 1849 году. Слѣды этого перехода еще очень замѣтны. Шла ‒ не въ обиду будь сказано ‒ старая армейщина съ старыми альбомами и съ старыми анекдотами, пѣснями и каламбурами. Отъ нея многіе галичане, не только священники, но даже и простонародье, выучились нашей манерѣ разставлять ударенья на словахъ, а съ тѣмъ вмѣстѣ, позаимствовались и нашимъ доморощеннымъ jeu d’esprit, псевдотвореніями Пушкина, анекдотами и стихами въ родѣ «Пчела ужалила медвѣдя въ лобъ…» или «лавирую, ваше благородіе». Одинъ здѣшній юноша изумилъ меня своими свѣдѣніями по этой части: хохлацкимъ выговоромъ и полонизмами онъ сообщилъ мнѣ чуть не все, что́ осталось отъ нашихъ господъ старинныхъ офицеровъ, и былъ крайне доволенъ своимъ адептствомъ въ жизни нашего порядочнаго общества. Я не разрушилъ его самоочарованія: блаженны вѣрующіе ‒ къ чему распложать нашу братью-скептиковъ? Благо онъ увѣренъ, что у него есть духовная связь съ нами, пишущими и читающими ‒ и то хорошо на первый разъ: на безрыбьѣ и ракъ рыба. Впрочемъ, спѣшу оговориться, я только отъ одного галичанина слышалъ подобные анекдоты и остроты ‒ другіе мнѣ и намека на нихъ не дѣлали.
Наконецъ, третій источникъ словъ, непохожихъ на наши, зависитъ отъ ихъ изолированнаго положенія. Представьте себѣ, что я, вы, онъ, кто-нибудь изъ насъ, заѣхалъ, лѣтъ съ двадцать назадъ въ Америку и знаетъ о Россіи только по иностраннымъ газетамъ, которыя толкуютъ ему, что въ Россіи завелись, положимъ, judges of peace. Писать порусски этому господину нужно, и перевести на русскій judges of peace нужно; спрашивается, какъ онъ выразится: судья мира? мирный судья? мирящій судья? судья примиритель? судья миротворецъ? миротворъ? миритель? Судиміръ? утишитель? униматель? укротитель?.. выраженій можно пріискать сколько-угодно, а «мировой судья», все-таки, едвали отыщется. Это одно; другое, за послѣднія двадцать дѣтъ нашъ книжный языкъ обогатился многими, болѣе или менѣе удачными, выраженіями, которыя хоть и всѣми признаны въ Россіи, но мнѣ неизвѣстны. Читаю я газеты и нахожу, о ужасъ! слово локомотивъ. Да, въ бѣдной, глухой Галичинѣ, лучше народъ говоритъ ‒ народъ говоритъ: коломотыль; народъ сдѣлалъ такой каламбуръ, какой слѣдуетъ, coûte que coûte, внести въ книжный языкъ… Чѣмъ болѣе я чуждъ какой-нибудь литературѣ, чѣмъ болѣе безпристрастенъ къ ней, тѣмъ болѣе у меня охоты вводить въ нее реформы. Отрѣзанные отъ Россіи галичане, волею-неволею, изобрѣтаютъ новыя слова: одни потому, что не знаютъ книжнаго языка и потому берутъ что попало на реквизицію, другіе потому, что хотятъ поправить его. Отсюда, вы найдете, что у нихъ нумеръ называется числомъ; экземпляръ ‒ примѣрникомъ; книжная лавка ‒ книгарня; типографія ‒ печатня; почтальонъ ‒ листоноша; университетъ ‒ всеучилище; экзаменъ ‒ испытъ; вѣтренникъ ‒ слабодухъ или малодухъ, очень употребительное у нихъ слово для означенія нетвердыхъ характеровъ… Не перечесть всѣхъ этихъ галицкихъ изобрѣтеній. Бываетъ даже, что иногда они и хорошо знаютъ терминъ, принятый письменнымъ языкомъ, но онъ важется имъ противнымъ граматикѣ или удобопереводимымъ ‒ и дѣлаютъ реформу. Вы знаете «Золотую Грамату» г. Ливчака ‒ онъ называетъ ее не приложеніемъ къ «Страхопуду», а прилогой. Граматически онъ правъ, какъ правъ былъ знаменитый острякъ, предлагавшій говорить и писать мокроступы вмѣсто калоши, шарокатъ вмѣсто бильярдъ. Причина Галицкихъ усилій преобразовать книжный языкъ кроется въ томъ, что этотъ языкъ чужой для нихъ. Мы освоиваемся съ нимъ въ приходскомъ училищѣ, въ уѣздномъ и въ гимназіи; онъ намъ такъ входитъ въ плоть и въ кровь, что, благодаря ему, мы даже наши мѣстные говоры забываемъ ‒ для нихъ онъ чужой, потому, что кругомъ ихъ никто не говоритъ на немъ. Что́ значитъ училище какъ средство распространенія языка ‒ у насъ есть живой примѣръ на нашихъ семинаристахъ старыхъ годовъ. Помните, какъ они всѣ поражали насъ своимъ южнорусскимъ говоромъ на о и произношеніемъ г не какъ g, а какъ h. Въ XVIII вѣкѣ и въ концѣ XVII наши семинаріи управлялись и велись малорусами, потому что правительство боялось старообрядческихъ стремленій великорусовъ, и потому что малорусы, какъ и теперешніе галичане, были ученѣе насъ ‒ духовенство все и заговорило языкомъ кутейниковъ. Теперь мы вытѣснили изъ школъ южнорусскихъ преподавателей, теперь нашъ говоръ и наше словосочиненіе въ ходу, хотя, повидимому, мы великорусы плохіе труженики науки, мы сметкой нашей дѣло рѣшаемъ, и «бьемъ и мечемъ и въ полонъ беремъ»; нашъ характеръ отличается живостью и сметливостью: малорусъ тяжелъ на подъемъ, нескоръ, но упрямъ до крайности. Великорусъ и южнорусъ ‒ легкая и тяжелая кавалерія.
Незнакомъ здѣсь литературный языкъ, рѣдко кто слышитъ живую книжную рѣчь ‒ ей учатся здѣсь какъ латыни. А кругомъ звенитъ богатый и выработанный польскій языкъ, который здѣсь всякій знаетъ и который вліяетъ на здѣшній говоръ. Путаются они, спотыкаются, и пишутъ, волею-неволею, варварскимъ языкомъ, тяжесть котораго они сами сознаютъ, но исправить ее не могутъ. Что́ изъ этого выходитъ ‒ имѣйте терпѣніе прочесть слѣдующій отрывокъ, писанный однимъ изъ здѣшнихъ ученыхъ, знаменитымъ изслѣдователемъ галицкаго народнаго быта, Яковомъ Ѳедоровичемъ Головацкимъ, труды котораго по исторіи, этнографіи и этнологіи здѣшняго края должны быть настольною книгою каждаго, кто только занимается изученіемъ Руси. Я беру его средній, обыкновенный языкъ, не очень отходящій отъ народнаго и не очень приближающійся къ нашему. Беру именно его, потому что онъ знатокъ русскихъ нарѣчій и потому каждая строка, именно имъ писанная, можетъ быть характеристична въ синтаксическомъ и лексикальномъ отношеніяхъ:
«Переходъ Галицко-Перемышльской Земли, или древней Червенской Руси, подъ австрійское владѣніе становитъ эпоху въ нашемъ политическо-общественномъ бытѣ, а вмѣстѣ съ тѣмъ, и эпоху въ развитіи словесности. Судьбы Божіи исполнились надъ дряхлымъ зданіемъ шляхетско-польской республики. На развалинахъ Польщи въ старыхъ границахъ появились новыя границы политически подѣленного краю; вмѣсто давно привиліеванной націи, явились народы исконные обитатели земли. И наша Русь вынырнула изъ омута временъ и показала свое родовое обличіе свѣту. Но тяжко ей приходило отрясати вѣковыми невзгодами нанесенную плѣсень. Долгое время слабо слышимо было дыханіе ослабленнаго русина, поки не двигся изъ смертной болѣзни. Червенская Русь горше другихъ областей пригнетена была вѣковымъ панованьемъ ‒ и воистину чудно явленіе, что она совсѣмъ не обумерла и не погибла. Необыкновенной крѣпости и неимовѣрнаго усилія нужно было, чтобы удержати въ тѣхъ долгихъ смутахъ вѣру и народность».
Такъ и видится въ каждой фразѣ вліяніе польскаго языка и нѣмецко-латинскаго образованія. Смѣшайте этотъ малорусско-латинскій синтаксисъ съ народнымъ великорусскимъ ‒ и вы придете къ чисто-литературному языку" (Кельсиев В. Галичина и Молдавия. Путевые письма. СПб.: Печ. В. Головина, 1868. С. 64‒69).
|