|
Ярослав Стебко
|
Убит, но еще опасен
20 Мар, 2010 at 9:19 AM
И снова покушения на юного коммуниста Павлика Морозова
В ПЕРВЫЙ раз Павла Морозова убили в 1932 году, во второй — в конце восьмидесятых. Продолжают убивать и сейчас. Мы помним, как это началось. Еще была у власти КПСС, не палили из танков по Верховному Совету, но из вражеских батарей уже начали стрелять по тем, кто прочно вошел в душу советского народа, стал его нравственной и идейной опорой. Обыватель, радуясь «гласности», с гаденьким любопытством вчитывался в статьи, ниспровергавшие прежних кумиров, не понимая, что приходит конец его устроенной жизни, что очень скоро он пойдет выпрашивать у властей хлеба, зарплаты, медицинской помощи.
У советского народа была своя вера и свои святцы. Но те, кто ненавидел Советскую власть, уже в восьмидесятых делали все, чтобы эту веру подорвать, а святцы подменить. К сожалению, многие, кто внимал басням о «перестройке» и «социализме с человеческим лицом», барахтаясь в мутных волнах разоблачений, не могли осознать, что стрельба по идейным опорам советского народа означает только одно — конец власти народа, грядет власть другая, и лицо у нее — звериное. Однако те, кто умел думать, у кого от боли сжималось сердце, прекрасно понимали, что происходит.
А происходило вот что. У народа, первым в мире совершившего Великую пролетарскую революцию, вознамерились отобрать ее завоевания, вот и сбрасывали с пьедесталов Ленина, Дзержинского, героев Гражданской войны. У народа, который, надрываясь, в невиданно короткие сроки превратил отсталую сельскохозяйственную страну в индустриальную, построил сотни новых заводов, фабрик, электростанций, надо было отнять его собственность, поэтому ниспровергали тех, кто эту собственность создавал: Стаханова, других героев труда. У народа, победившего в самой страшной, опустошительной войне, задумали отнять плоды этой победы — значит, надо было обрушить потоки лжи и клеветы на Зою Космодемьянскую, подвергнуть сомнению подвиг молодогвардейцев.
Ну а Павлик-то Морозов чем виноват? Он не был революционером, не скакал с шашкой в красной коннице, не участвовал в коллективизации. Он погиб, не успев стать ни рабочим, ни солдатом. Почему же имя Павел Морозов стало самым ненавистным для врагов социализма, за что демократы называют мальчишку предателем, стукачом, христопродавцем?
ЗА ВСЮ историю человечества, с древности до наших дней, ни в одной стране мира никто не позволял себе бросать камни в мертвого ребенка. Злодеяние это совершилось только у нас — в конце ХХ века. Потому что Павел Морозов и есть сам народ, поверивший в идеалы добра и справедливости. Народ восстал против царя-батюшки, пошел против своего отца и Павел. Народ погибал в нищете, мечтал из нее выбраться, и Павел тоже. Народ боролся за свою власть, и мальчишку, который поднял голос против социального неравенства и воровства, односельчане назвали Пашкой-коммунистом. Вот за это его и ненавидят «демократы». Как ненавидят в лице Павлика Морозова весь русский народ — носителя «красной заразы». Народ этот надо было идейно разоружить, уничтожить, заставить переродиться... а для этого — оклеветать его кровинку — простого крестьянского паренька. Вот и сделали Павлика Морозова предателем, имя которого стало постыдным, почти ругательным.
Недавно читатели «Советской России» увидели перепечатанное из «Столичной» газеты изображение юного красавца с галстуком. Но это не Павлик Морозов, а выдумка художника! У мамы пионера, Татьяны Семеновны, не было денег, чтобы сфотографировать сына. Его портрета не существует вообще. Сохранился лишь единственный снимок Павлика — ученика второго класса, где мальца в огромном картузе, кем-то подаренном ему на бедность, с трудом можно разглядеть среди других второклассников.
Павел никогда не носил галстука, не ходил под барабанный бой с красным знаменем — их тоже не на что было купить. Но пионером он стал, хотя недруги утверждают, что никакой пионерской организации в Герасимовке не существовало. Спросите учительницу Зою Александровну Кабину — она еще жива, я не раз беседовала с ней в Ленинграде — и старая женщина подтвердит, что именно она создала первый в деревне пионерский отряд, который и возглавил Павел Морозов.
Пионерию великой Страны Советов надо было упразднить, вот и понеслось отовсюду: «Павел Морозов не герой, а стукач. Дети должны быть вне политики! Долой страну, где один за всех и все за одного! Обогащайтесь, гребите к себе, и вы попадете в рай! Старые мифы — на свалку истории. Мы дадим вам новые святцы, где вместо павших за правое дело запишем погибших за доллары!»
Не было, наверное, в прошедшие пятнадцать лет ни одной «демократической» газеты, ни одного телекомментатора или диктора, которые бы ни пнули погибшего ребенка. Откуда только бралась эта патологическая злоба? Но продажной журналистской братии, предавшей свой народ, надо было пробиться к кормушке будущих хозяев, вот они и отрабатывали политический заказ. Холопы, во всем угождающие барину, которые жадно подбирают куски с его стола, всегда испытывают дикую злобу к народу, который этого барина ненавидит.
В это самое время в редакцию и пришло письмо от родного брата Павлика — Алексея Трофимовича Морозова. Десять лет провел он в лагерях по вымышленному обвинению, сполна хл##нул лиха, и вот снова издевательства: куда ни пойдет — пальцем показывают: «Смотрите, вот брат доносчика!» Хотел пенсионер подать в суд на клеветников, но не было ни денег, ни сил судиться, обращался в редакции, где срамили его брата, никто даже не ответил.
«Слава Богу, — писал Алексей Морозов, — мама наша, страдалица, умерла, не узнав позора. Вы только представьте ее жизнь, она, как Россия, все испытала и вынесла: двух сыновей зарезали, третий, Роман, с войны вернулся инвалидом, недолго пожил, четвертого, меня то есть, врагом народа объявили — потом, правда, реабилитировали... И вот теперь еще одного предателя в нашей семье нашли. Редактор «Огонька» Коротич на радиостанции «Свобода» заявил, что брат мой — сукин сын, значит, и мать моя... Юрий Израйлевич Альперович-Дружников к нам в семью втерся, чаи с мамой распивал, все нам сочувствовал, а потом издал в Лондоне мерзкую книжку — сгусток такой отвратительной лжи и клеветы, что, прочитав ее, получил я второй инфаркт. Заболела и З.А. Кабина, все хотела в международный суд на автора подать, да где ей — Альперович живет в Техасе и посмеивается — попробуй достань его, учительской пенсии не хватит.
Главы из книги «Вознесение Павлика Морозова» этого писаки растиражировали многие газеты и журналы, никто моих протестов во внимание не принимает, правда о брате никому не нужна... Видно, одно мне осталось — облить себя бензином, и дело с концом!»
Тогда, 15 лет назад, отчаянное письмо Алексея Морозова меня потрясло, а сердце сжалось от дурного предчувствия: над нашим народом и страной нависла страшная опасность. Если все средства массовой информации бьют по ребенку из народа и при этом плачут о царевиче Алексее — значит, к нам пришла беда. Не знаю, как это объяснить, но, когда в 1988 году началась эта оголтелая кампания против Павки-коммуниста, я почувствовала угрозу и лично для себя, для своих близких. Предчувствие меня не обмануло: после гибели власти коммунистов простой человек начисто лишился всех своих прав. Он оболган, унижен и беззащитен, как Павел Морозов.
ЧТО ЖЕ на самом деле произошло в глухой уральской деревушке? Я в течение двух лет смогла найти почти всех, кто знал Павлика, родных, друзей, одноклассников, даже следователя, который расследовал гибель детей, и народного заседателя, которая присутствовала на процессе. В Прокуратуре СССР мне дали из архива КГБ дело № 374 об убийстве братьев Морозовых. Из всех этих источников я узнала главное: пионер никогда стукачом не был, на своего отца в ОГПУ не доносил.
Трофим Морозов бросил жену и четверых детей, женился на молодой. От голодной смерти семью спасли Татьяна Семеновна и ее старшенький, в десять лет Павел остался за хозяина. Некоторые сейчас считают: сын просто отомстил отцу за предательство семьи. Нет, ненависть Павла к отцу имела и другие, более глубокие причины. Трофим не только предал своих сыновей, но и односельчан. Кстати, кулаком, как почему-то закрепилось в общественном сознании, Трофим никогда не был. Совсем наоборот — представителем местной власти — председателем поселкового Совета. И вот что интересно: именно Трофим решал, кому какие платить налоги. Богатые должны были выполнять твердое задание, чего они делать не хотели, и Трофим их покрывал. После Первой мировой и Гражданской войн в Герасимовке было много вдов, сирот и калек. И Павлик на общегражданских собраниях, где размеры налогов обсуждались жителями деревни (вот она, настоящая демократия, не правда ли?), выступал за то, чтобы, как теперь говорят, малообеспеченные платили поменьше или не платили налоги совсем. Все, кто знал Павла, говорят: он был защитником бедных. Истинным. Не таким, как Райков или Жириновский, которые только перед выборами узнали, что в стране есть бедняки. Раньше они с высоты своего думского величия их в упор не видели или принимали законы против этих бедняков.
Однако самое страшное заключалось в том, что отец Павла, используя служебное положение, снабжал справками (считай: паспортными документами) бандитов, лесных братьев, которые грабили крестьян, а из зеленки стреляли в красноармейцев. Жить в Герасимовке было опасно. Не случайно, когда молоденькая учительница Зоя Кабина приехала в деревню, ей первым делом дали берданку и научили, как с ней обращаться.
Когда Трофима из председателей прогнали, выбрали бедняка (он был женат на тетке Павла, и мальчишка любил этого человека, как родного отца), Трофима же поставили заведовать лавкой, где он залез в государственный карман. Но к ответственности его привлекли не за это. Его отдали под суд вместе с пятью другими председателями поселковых Советов, которые тоже помогали беглым уголовникам и недобитым членам кулацко-эсеровских банд пристраиваться с помощью фальшивых документов на заводы и стройки страны, скрываясь таким образом от правосудия.
На суде Татьяна Семеновна и Павел подтвердили, что видели, как Трофим брал за поддельные справки деньги, водку и мясо. В то время существовал закон, по которому родственники подсудимого должны были говорить на процессе только правду, иначе они сами могли быть подвергнуты судебному преследованию. Думаю, Павлик не только не мог, но и не захотел промолчать на суде, искренне считал Трофима виновным. Интересно, кто бы сейчас одобрил продажу боевикам оружия или паспортов?! Так в чем же вина пионера, за что пригвоздили его к позорному столбу?
Изучив все факты уголовного дела № 374 и воспоминания всех знавших пионера, работник Прокуратуры СССР, советник юстиции первого класса Игорь Титов и я сделали сообщение на Бюро Центрального Совета пионерской организации, где обсуждались статьи о Павлике Морозове, опубликованные в печати. Все члены Бюро пришли к заключению: пионер доносчиком не был, боролся в открытую. С тех пор я много писала о трагедии в Герасимовке в патриотических изданиях, пригласили даже на Первый канал ТВ, дали сказать два слова. Но, видимо, «братья» по перу никого, кроме себя, не слышат, во всяком случае ни один из них не опроверг ни одного моего слова, ни единого факта. Как заезженная пластинка, они продолжают скрипеть: «Стукач, стукач, стукач...». И я поняла: на самом деле Павлик никого не интересует. Даже то, что подросток и его шестилетний брат были зверски зарезаны, никого из «обличителей» не волновало. Глубоко было наплевать «гуманистам» и на чувства его родных и близких. Ну еще какой-то старик обольет себя бензином, полезет в петлю или загнется от инфаркта, мало ли их вешается, стреляется или бросается под поезд?!
МОГУТ спросить: если пионер на отца не доносил, за что же тогда его убили? Убеждена: за землю! Не удивляйтесь, за нее, кормилицу! Нам трудно понять те далекие времена, мы еще не дрались за свой надел как источник существования. Но все впереди: кормилица наша опять — в частных руках, и мы не раз еще вспомним Павлика Морозова!
|
Страниц: 1 
