Юстиниан
Координатор
Вне Форума
Историк
Сообщений: 5169
Украина
Пол:
ХНУ, ХНПУ
|
Заметим от себя: в русском языке [б] вообще никогда не «переходит» в [в]. Фонетическое изменение [б] в [в] имело место, в частности, в истории греческого языка; соответствен но, буква в читалась в древнегреческую эпоху как [б], а в византийскую — как [в]. В определенных позициях такое же изменение произошло в истории, например, французского и итальянского языков. Авторы скорее всего опираются в своем утверждении на соотношение типа русск. Варвара — англ. Barbara, русск. алфавит — англ. alphabet, которое определяется тем, что в западноевропейских языках в словах, заимствованных из греческого (в данном случае через латинское посредство), отразилось древнегреческое произношение буквы в, а в русском — ее византийское произношение. Если западноевропейское слово заимствовано в русский, то уже в рамках русского языка может возникнуть соотношение типа варвар — барбаризм (лингвистический термин). Но к исконным русским словам (и вообще любым русским словам, не восходящим к греческому) всё это не имеет никакого отношения.
Приведенный пример (как, впрочем, и ряд других, уже рассмотренных выше) может служить наглядным образцом всей фоменковской научной логики в сфере лингвистики и истории. «Явление P в примерно таких, как у нас, случаях иногда бывает, не правда ли? Почему бы не предположить, что оно имеет место и в нашем случае?» Соответствующая научная дисциплина давно выяснила, при каких именно условиях имеет место P. Но А. Т. Ф. не желает об этом знать: это бы лишило его свободы мысли.
В арифметике это выглядело бы, например, так: «Квадрат числа часто оканчивается на ту же цифру, что и само число, не правда ли? Вот, 1×1 = 1, 5×5 = 25, 6×6 = 36. Почему бы не предположить, что 7×7 = 47?»
Читателям, чувствительным к математической стороне любой проблемы, предлагаю самим посчитать, хотя бы приблизительно, сколько произвольных последовательностей русских букв должно быть признано по фоменковской методике сходными, допустим, со словом Русь. Напомню, что при установлении сходства разрешается: 1) отбрасывать все гласные; 2) переставлять согласные; 3) отбрасывать одну согласную; 4) приравнивать одну согласную к другой в рамках перечисленных выше «групп сходства». (Читатель легко может убедиться в том, что выше в материале из НХ встречались примеры всех названных преобразований.) Число получится внушительное, не правда ли? Конечно, в реальном языке далеко не всякая последовательность букв образует слово. Но всё-таки слов в любом языке очень немало — если считать и имена собственные, то сотни тысяч. А ведь можно брать слова для сопоставления не из одного языка, а из самых разных. Вот и оцените теперь, сколько примерно слов (разных языков) А. Т. Ф. имеет право при своей методике связать со словом Русь.
Он воспользовался этим правом очень скромно, а именно, связал со словами Русь, русский только: улус [НХ 1: 163] (согласно А. Т. Ф., из этого слова слово Русь и произошло); Рош (название страны в Библии) [НХ 1: 138]; Irish (англ.) «ирландский» [НХ 2: 114]; Ross (нем.) «конь» («Мгновенно возникает ассоциация слова Ross с русскими: руссы = люди на конях, всадники, казаки!» [НХ 1: 135]); Пруссия, пруссы (по А. Т. Ф. Пруссия = П-Руссия [НХ 1: 402]); Сар- (в составе названий Сарай, Саранск, Саратов, Чебоксары и др.) и царь («Скопление названий типа САР, или РАС, РОС в обратном прочтении, мы видим сегодня ИМЕННО В РОССИИ, И ИМЕННО ВОКРУГ ВОЛГИ: Саранск, Саратов и т.п. По-видимому, имя САР, т.е. РОС, зародилось именно здесь, а затем превратилось в ЦАРЬ и распространилось в 14 веке на запад и на юг… А потом попало и на страницы Библии» [НХ 1: 404]).
Как всё-таки жаль, что такое большое количество не менее достойных кандидатов на родство с Русью оставлено без внимания! Например, rus (лат.) «деревня». Правда, это сближение уже произвел А. С. Пушкин («Евгений Онегин», эпиграф к главе второй), но он ошибочно полагал, что это шутка, поэтому как научный конкурент он не в счет и плагиата тут не было бы. А еще: русый, Руса, Руза, русалка, рысь, russus(лат.) «красный», rosse (франц.) «кляча», ours (франц.) «медведь», Russ (нем.) «сажа, копоть», rosvo (финск.) «разбойник», Руслан, Руссо, Руссильон , суровый, сор, сэр, Сура, Саар, Сирия, Ассирия, Уссури, эт-руск, зу-лус, Г-Рузия, Пе-Рсия, Ие-Русалим, Та-Руса, ту-русы…
А сколько других отождествлений, которые так и просятся в «новое учение», А. Т. Ф. всё-таки упустил! Почему бы не предположить, например, что Венеция — это Винница, Парма — это Пермь, Лукка — это Великие Луки, Кёльн — это Клин, Глазго — это Глазов, Верден — это Бородино…
Сближения слов, переполняющие страницы НХ, служат авторам для того, чтобы по-новому объяснить происхождение того или иного слова, т.е., говоря техническим языком лингвистики, предложить для него новую этимологию. К сожалению, все эти этимологии носят ярко выраженный любительский характер; в частности, все приведенные выше из НХ примеры сближений, как мы уже предупреждали, попросту неверны. «Но почему вы беретесь так категорически судить? — может спросить читатель. — Разве не является любое суждение о происхождении слова всего лишь гипотезой? Чем же одна гипотеза так уж хуже другой?»
Едва ли не самое существенное отличие любителя от профессионального лингвиста состоит в том, что для любителя каждый факт языка существует по отдельности, без связей с остальными; например, с каждым словом может происходить что-то свое. Напротив, для лингвиста каждое слово — это член многих классов слов; например, русское слово завод входит в класс слов с начальным [з], в класс слов с постоянным ударением на корне, в класс существительных мужского рода, в класс слов, образованных по такой-то морфологической модели, в определенный семантический класс и так далее. Строя гипотезу о происхождении конкретного слова, лингвист ставит ее в зависимость от того, какими свойствами обладают целые классы слов, куда данное слово входит, и что с ними происходило в ходе истории. Поэтому в своих предположениях он неизмеримо более ограничен, чем любитель. Любитель же со вершенно свободен: в его счастливом неведении ничто не мешает ему предложить для слова первое пришедшее ему в голову объяснение (ср. выше очаровательное по простодушию «Мгновенно возникает ассоциация…»).
Попытаюсь на примерах показать тем, кто далек от лингвистики, чем отличается лингвистически обоснованная этимология от любительского угадывания по принципу «а почему бы не предположить и такое?» Разумеется, я буду вынужден упрощать: полное лингвистическое обоснование рассматриваемых этимологий включало бы еще анализ показаний древних памятников и родственных языков и многое другое.
В НХ [1: 226] читаем: «Вот откуда пошли МУСУЛьмане — от названия города Мосул в Малой Азии». Тем, что Мосул находится в Месопотамии, а не в Малой Азии, пренебрежем. В НХ не объясняется, что значит часть мане, но судя по указанию, что туркмены — это «турецкие мужчины», за ней стоит всё тот же МЭН, т.е. это «мосульские мужчины». Сравним эту смелую новую этимологию с традиционной. По-арабски «мусульманин» — muslim(un) (окончание un может в определенных условиях отпадать). В арабском языке это слово несомненно исконно, поскольку для араба оно совершенно прозрачно: mu- — приставка, SLM — корень, i между L и M — носитель определенного (довольно сложного) грамматического значения. Буквальное значение — «покорный (подразумевается: Богу)», «вручающий (Богу) свою целость и невредимость». Корень SLM «быть целым и невредимым», «быть в безопасности» — тот же, что, например, в sala~m(un) «мир», «безопасность», `isla~m(un) «ислам» (буквально: «покорность»). Добавим к этому, что арабское название Мосула — `al-Mawsil(u) (буквально: «узел, точка связи», от корня WS.L «связывать») — содержит другое «С», чем mus.lim(un), а именно, фонему s., а не s, так что фонетическое совпадение здесь происходит только в русской передаче, но не в самом арабском. Арабское muslim(un) было заимствовано, в частности, персидским, где оно получило (с присоединением персидского суффикса a~n) вид musilma~n, musulma~n; отсюда татарское и казахское musulman и далее русское мусульмане. В русском языке ан- было осмыслено как тот же суффикс, что в горожане, молдаване, христиане и т.п.; отсюда окончание е во множ. числе и форма мусульманин в единств. числе.
Еще один пример: «Само название Яро-славль, вероятно означало когда-то „Славный Яр”. Яр — это название места с определенным рельефом. Это было „Славное Место”, где торговали. Естественно, здесь возник крупный город, наследовавший имя „Яро-Славль”» [НХ 1: 158]. Сравним и здесь с традиционной этимологией. Ярославль — первоначально притяжательное прилагательное мужского рода от имени Ярослав, т.е. это «Ярославов» (подразумевается: город). По этой модели образованы названия многих древнерусских городов, например, Переяславль , Мстиславль , Ростиславль (ныне Рославль). Предположение, что слово Ярославль могло первоначально обозначать «славный яр», лингвистически безграмотно: словообразовательная модель «основа существительного + основа прилагательного, от которой отсечен суффикс н-, + суффикс ль» не представлена в русском языке ни единым примером. Более того, она противоречит общим принципам образования сложных слов в русском языке — как древнем, так и современном (но чтобы точно сформулировать эти принципы, необходим некоторый лингвистический аппарат, который нет смысла здесь приводить). Напротив, сложное слово Ярослав (имя) построено в полном соответствии с принципами древнерусского словообразования (но яр- здесь не от яр «крутой берег, круча, обрыв», а от прилагательного ярый). Первоначаль ное значение этого имени — «обладающий яркой (мощной) славой». По этой модели построено значительное число других старинных русских слов, в т. ч. имен, например: Ярополк (первоначально: «обладающий ярым (яростным) войском»), пустодом «тот, у кого дом пустой», «плохой, незапасливый хозяин», златоуст «краасноречивый человек» (буквально: «обладающий золотыми устами») и т.п. Такая этимология имени Ярослав активно поддерживается также тем, что обе части этого имени хорошо представлены и в других древних славянских именах, ср. Ярополк, Яромир, Ярогнев и др., Святослав, Доброслав, Вячеслав, Мстислав и др.
Разбирать далее поштучно этимологическую продукцию А. Т. Ф. незачем. Скажу коротко: с точки зрения серьезной лингвистики ее ценность равна нулю.
Ту же цену, естественно, имеют и все те построения исторического характера (например, отождествление некоторых двух стран, народов, городов и т.п.), которые целиком опираются на лингвистический аргумент — сходство соответствующих названий. Лишаясь лингвистического прикрытия, эти построения предстают в своем подлинном виде — как чистое гадание. К научному исследованию они имеют примерно такое же отношение, как сообщения о том, чтоu автор видел во сне.
Не следует думать, впрочем, что лингвистические открытия А. Т. Ф. касаются только таких частных вопросов, как происхождение того или иного слова. Как и при ревизии истории, в вопросах лингвистики он предпочитает действовать с подлинным революционным размахом, не мелочась. В мясорубку фоменковской научной революции идут целые языки и целые письменности.
Мы узнаём, например, что еврейским (= древнееврейским) языком называлось прежде не что иное, как греческий язык, записанный египетскими иероглифами. Цитируем: «Итак, наша гипотеза состоит в следующем: 1) „Еврейский язык”, упоминаемый в церковных текстах — это просто иероглифическая система записи греческого языка. Это — письменность, а не устный язык. При переходе с еврейского языка на греческий изменилась лишь система письменности. Устный язык остался, естественно, прежним. 2) Множество текстов на исходном еврейском языке было высечено на камне и сохранилось до сих пор. Это — египетские иероглифы, которыми покрыты огромные площади стен древнеегипетских храмов (т.е., по нашей гипотезе, иудо-христианских и христианских храмов 10–15 веков)» [НХ 2: 199].
|