*
                          Пленник

Далече муэдзин прервал протяжный зов.
На пёструю кайму заря небес похожа;
Ныряет крокодил, отыскивая ложе,
И молкнут шум реки и звуки берегов.

Скрестивши ноги, бей, во власти смутных снов,
Мечтательно курил, гашиш иглой тревожа.
И барку двигали, свои усилья множа,
Два негра голые на скамьях для гребцов.

Ругаясь и смеясь, у длинного кормила,
Под резкий звук зурны, взывающий уныло,
Весёлый арнаут злорадный взор склонил;

А в лодке, связанный верёвкой, в луже крови,
Седобородый шейх глядел, насупив брови,
Как минаретами, дрожа, играет Нил.

                                        Хосе Мариа де Эредиа
                                         (Перевела Н.Сурина)

Жером Жан Леон (1824-1904) – французский художник, в 1863 г. выставивший в салоне свою картину «Пленник», которую Эредиа «переложил» стихами с необыкновенной точностью. (Примечание издателя).
Арнаут  (тур.) – албанец.

          Поэза раскрытых глаз

Арфеет ветер – далеет Нарва,
Синеет море,   златеет тишь.
Душа – как парус,   душа – как арфа.
О чём бряцаешь?   куда летишь?

Свежо и знойно.   Светло и смело.
Чего-то надо.   Чего-то ждёшь.
Душа жестокость   свершить посмела!
Душа посмела   отторгнуть ложь!

В былом ошибка.   В былом – ненужность.
В былом – уродство.   Позор – в былом.
В грядущем – чувства   её жемчужность,
А в настоящем – лишь перелом.

Ах, оттого-то   арфеет ветер,
Далеет берег,   поёт залив!..
Ах, оттого-то   и жить на свете
Я страстно жажду,   глаза раскрыв!..

1915                              
         
              Поэза раздражения

Не успокоиться   и не поправиться
Мне в этой местности,   всегда чужой:
Мне всё недужится,   мне всё не нравится,
Мне всё мечтается   пейзаж иной…

Здесь сад на улицу,   здесь многодачие,
Здесь домик к домику   рабом прижат.
Соседка мучает   меня Боккачио, –
О, вальс Боккачио   сто раз подряд!..

Лес в отдалении   весьма значительном,
И море милое   мое вдали…
Я весь в тоскующем,   я весь в мучительном,
Весь в полонении   иной земли…

Хотел бы выскочить   утрами юными
Из душной комнаты,   упасть в траву
И, в упоении,   бряцая струнами
Души восторженной,   кричать: «Живу!»

Читать безумолку   стихи свободные, –
Моё дыхание!   моя душа! –
Лобзать без устали   лицо природное –
Букеты ландышей,   во всю дыша!

Но разве мыслимо   в осуществление
Желанья пламенные   привести,
Раз любопытные   у «дачи гения»
Снуют, и некуда   от них уйти?!.

1915                     

                 Ах, всё мне кажется…

Ах, всё мне кажется   (и отчего бы то? –
Ведь ты мне поводов   не подаёшь…),
Что ты изменишь мне   и всё, что добыто
Твоим терпением,   продашь за грош.

В тебе уверенность   не поколеблена.
В твоей корректности   тому залог.
Но мне всё кажется,   что ложь остеблена
И распускается    её цветок.

И всё мне кажется,   и всё мне чудится
Не то подпрапорщик,   не то банкир…
И всё мне чудится,   что это сбудется,
И позабудется   тобой весь мир.

Поверь, о милая,   что мной не скажется
Ни слова едкого   тебе в укор:
Ты – неизменная!   Но всё же кажется,
И то, что кажется,   уже позор!

1915                            

                  Поэза отказа

Она мне прислала письмо голубое,
Письмо голубое прислала она.
И веют жасмины, и реют гобои,
И реют гобои, и льётся луна.

О чём она пишет? Что в сердце колышет?
Что в сердце колышет усталом моём?
К себе призывает! – а больше не пишет,
А больше не пишет она ни о чём…

Но я не поеду ни завтра, ни в среду,
Ни завтра, ни в среду ответ не пошлю.
Я ей не отвечу, я к ней не поеду, –
Она опоздала: другую люблю!

Июнь 1915                    Игорь Северянин

Government is not the solution to our problem; government is the problem

Apocalypse fills my head, fire and smoke turns the sky blood red,
Thermonuclear warhead, chemical warfare, disease widespread.
People kneel to the might of a figure head, mother earth lies silent on
Her death bed
Into the fire the blind are led, five billion people will soon be dead.

War is no solution to the conflicts that we face
The end of our evolution, revolution, resist the hand of fate.
Armageddon, the end draws near, reality becomes our biggest fear

The future once seemed so free and clear, darkest hour, life disappears.
Punishment for greed and lust, mass genocide, holocaust
Foretold predictions of the end upon us, ashes to ashes, dust to dust.

We wage a ware which cant be won,
Apocalyptic suicide, what have we done?

Fire, one day a great fire shall come
Rain, a cleansing rain will wash away the scum
War, blood thirsty savages weve become
Revelation, judgment night and now were done.

I pride myself on my sill to survive, I will fight to stay alive
Weve got the power, destroy or create,
Terminate ourselves with our love for hate.

Every night I kneel down and pray,
Theres nothing I can do to make it go away.
We march for peace and scream for change
But the dogs of war will forever remain.

Der Handschuh


                   Vor seinem Löwengarten,
                   Das Kampfspiel zu erwarten,
                   Saß König Franz,
                   Und um ihn die Großen der Krone,
                   Und rings auf hohem Balkone
                   Die Damen in schönem Kranz.

                   Und wie er winkt mit dem Finger,
                   Auftut sich der weite Zwinger,
                   Und hinein mit bedächtigem Schritt
                   Ein Löwe tritt
                   Und sieht sich stumm
                   Ringsum
                   Mit langem Gähnen
                   Und schüttelt die Mähnen
                   Und streckt die Glieder
                   Und legt sich nieder.

                   Und der König winkt wieder,
                   Da öffnet sich behend
                   Ein zweites Tor,
                   Daraus rennt
                   Mit wildem Sprunge
                   Ein Tiger hervor.

                   Wie der den Löwen erschaut,
                   Brüllt er laut,
                   Schlägt mit dem Schweif
                   Einen furchtbaren Reif
                   Und recket die Zunge,
                   Und im Kreise scheu
                   Umgeht er den Leu,
                   Grimmig schnurrend,
                   Drauf streckt er sich murrend
                   Zur Seite nieder.

                   Und der König winkt wieder,
                   Da speit das doppelt geöffnete Haus
                   Zwei Leoparden auf einmal aus,
                   Die stürzen mit mutiger Kampfbegier
                   Auf das Tigertier;
                   Das packt sie mit seinen grimmigen Tatzen,
                   Und der Leu mit Gebrüll
                   Richtet sich auf, da wirds still;
                   Und herum im Kreis,
                   Von Mordsucht heiß,
                   Lagern sich die greulichen Katzen.

                   Da fällt von des Altans Rand
                   Ein Handschuh von schöner Hand
                   Zwischen den Tiger und den Leun
                   Mitten hinein.

                   Und zu Ritter Delorges, spottenderweis,
                   Wendet sich Fräulein Kunigund:
                   "Herr Ritter, ist Eure Lieb so heiß,
                   Wie Ihr mirs schwört zu jeder Stund,
                   Ei, so hebt mir den Handschuh auf!"

                   Und der Ritter, in schnellem Lauf,
                   Steigt hinab in den furchtbaren Zwinger
                   Mit festem Schritte,
                   Und aus der Ungeheuer Mitte
                   Nimmt er den Handschuh mit keckem Finger.

                   Und mit Erstaunen und mit Grauen
                   Sehns die Ritter und Edelfrauen,
                   Und gelassen bringt er den Handschuh zurück.
                   Da schallt ihm sein Lob aus jedem Munde,
                   Aber mit zärtlichem Liebesblick -
                   Er verheißt ihm sein nahes Glück -
                   Empfängt ihn Fräulein Kunigunde.
                   Und er wirft ihr den Handschuh ins Gesicht:
                   "Den Dank, Dame, begehr ich nicht!"
                   Und verläßt sie zur selben Stunde.

День хвали вечером,

жен – на костре,

меч – после битвы,

дев – после свадьбы,

лед – если выдержит,

пиво – коль выпито.

http://ulfdalir.narod.ru/sources/Iceland-Scandinavia/Saemundar_Edda/visokii.htm
Цитата:

Послушай! Тишина поет.
Ее мелодия проста, красива, гармонична.
А голос схож с журчаньем ручейка.
Она поет! Ну как же ты не слышишь?!
Ей очень жаль, что песнь ее не слышат люди.
Запела громче, но увы!
Не слышно. Не услышал...
Она поет про радость и печаль.
О верности, любви и чести.
О красоте Земли...
Лишь не поет про подлость и обман,
О боли нет ни слова.
Услышь, и сразу осознаешь -
Жизнь радостной бывает.

Тебе не удалось меня сгубить
Я выжила!!!
Как птица Феникс возродилась
И только краше стала:
Летящая походка,
Тонкий стан
И полный взгляд искринок…
- Ты счастье!
Люди вслед кричат,
Но как же ты не видел?!
Нарцисс.
И любишь лишь себя.
Судьба твоя такая.
И счастья не поймаешь ты.
Оно приходит лишь однажды.
А ты не сжал ладонь.

мысли в дождь

Капля на стекло упала,
И тут же вслед за ней вторая побежала.
Благодаря Дождю
Две родственных души соединились.
Ругаются и любят...
И взглядом разговаривать умеют.
Неважно им быть далеко иль близко друг от друга
Их двое в радости и горе.
Их двое в капельке одной.

Александр Блок
* * *

Ты твердишь, что я холоден, замкнут и сух.
Да, таким я и буду с тобой:
Не для ласковых слов я выковывал дух,
Не для дружб я боролся с судьбой.

Ты и сам был когда-то мрачней и смелей,
По звездам прочитать ты умел,
Что грядущие ночи — темней и темней,
Что ночам неизвестен предел.

Вот — свершилось. Весь мир одичал, и окрест
Ни один не мерцает маяк.
И тому, кто не понял вещания звезд,—
Нестерпим окружающий мрак.

И у тех, кто не знал, что прошедшее есть,
Что грядущего ночь не пуста,—
Затуманила сердце усталость и месть,
Отвращенье скривило уста...

Было время надежды и веры большой —
Был я прост и доверчив, как ты.
Шел я к людям с открытой и детской душой,
Не пугаясь людской клеветы...

А теперь — тех надежд не отыщешь следа,
Всё к далеким звездам унеслось.
И к кому шел с открытой душою тогда,
От того отвернуться пришлось.

И сама та душа, что, пылая, ждала,
Треволненьям отдаться спеша,—
И враждой, и любовью она изошла,
И сгорела она, та душа.

И остались — улыбкой сведенная бровь,
Сжатый рот и печальная власть
Бунтовать ненасытную женскую кровь,
Зажигая звериную страсть...

Не стучись же напрасно у плотных дверей,
Тщетным стоном себя не томи:
Ты не встретишь участья у бедных зверей
Называвшихся прежде людьми.

Ты — железною маской лицо закрывай,
Поклоняясь священным гробам,
Охраняя железом до времени рай,
Недоступный безумным рабам.

9 июня 1916

Завтра,
когда я умру,
я хочу, чтоб меня погребли
стоящим,
со скрещенными руками,
лицом на восход,
в ожидании Солнца.

Скажут ли надгробное слово
или зароют меня, как собаку, —
одного лишь прошу: погребите меня
стоящим,
со скрещенными руками,
лицом на восход,
в ожидании Солнца.

Антонио Кардозо. Ангола.