Хотя вот, например:
Цитата:
В донесении венецианского посла в Персии Винченцо ди Алессандро за 25 июля 1572 года из города Конья сообщается, что «черкесы, прибыв на 24 кораблях, сожгли и разрушили за 300 миль отсюда все поселения побережья, разорили турецкие виноградники и перебили множество народа, а женщин увели в плен, забрав все имущество и товары, вследствие чего опасаются, как бы они не пришли в этот город (Конья - С.Х.)»27.

В дополнение о захвате пленных и черкесских набегах.
Вот сведения турка Эвлии Челеби, проезжавшего через черкесские земли о похищениях

А это описывал Ф.Ф. Торнау, участник Кавказской войны:

Русские... употребляли... все их усилия, чтобы поскорее окончить подчинение их владычеству оставшихся еще непокорными горских племен. Три колонны производили концентрическое движение по стране. Первые две колонны, пройдя всю землю абадзехов, угрожали убыхам, одна от Гагр, с восточной стороны, другая от Туапсе, с северной стороны. Наконец, с запада третья колонна приближалась к главному пункту шапсугов. В крае к тому же свирепствовал такой голод, что несчастные жители, доведенные до крайности, употребляли в пищу древесные листья; эта нищета породила тиф, произведший в населении страшные опустошения. Перед нашим прибытием горцы, совершенно упавшие духом, как они рассказывали, собирались уже отдаться добровольно русским или же эмигрировать в Турцию.

Переселение в Турцию день ото дня принимало все большие и большие размеры; горцы понимали, что не оставалось никаких средств бороться против русских, и нам стоило больших трудов задерживать эмигрировавших. ...[Затем] русские без всякого кровопролития овладели Туапсе; страх, возбужденный ими, произвел всеобщую панику; уже не было никакой возможности остановить эмиграцию, принявшую громадные размеры и вмиг опустошившую стран... множество турецких судов прибыло к черкесскому берегу, которые за весьма умеренную плату доставляли в окрестности Самсуна или Трепизонда всех покидавших страну. ... Русские, совершенно довольные тем, что им предстояла возможность отделаться от этого беспокойного населения, нимало не препятствовали отъезду черкесов и ограничились тем, что осматривали турецкие каики, встречавшиеся им...
Как только выходил на берег турецкий капитан, горцы окружали его, и каждый спешил условиться в цене о перевозке его и его семейства.... Все договорившиеся с капитаном размещались на судне и, главным образом, старались поскорее выйти в открытое море, чтобы успеть за ночь пройти линию русских крейсеров. Черкесы так торопились уезжать в Турцию, а турки были до такой степени жадны и корыстолюбивы, что суда обыкновенно нагружались, что называется, доверху; триста или четыреста человек наполняли пространство, на котором в обыкновенное время помещалось от 50 до 60 человек. Вся провизия, которую горцы брали с собою, состояла из нескольких горстей пшена и нескольких бочонков воды; плавание открытым морем иногда продолжалось от 5-ти до 6-ти дней, и в таком-то положении...
Когда подымалась непогода на море, каики, нагруженные так, что вода достигала до самых краев, не могли держаться в море и тонули. Те, которые были лучше устроены или менее нагружены, при волнении подвергались такой сильной качке, что несчастные пассажиры бились и давили друг друга. В хорошую же погоду — новые муки приходилось испытывать переселенцам; безветрие задерживало их плавание, и они предавались тогда на жертву всем ужасам голодной смерти. Возвратившиеся турецкие матросы рассказывали нам подробности страшных сцен, которых они были очевидцами. Несколько судов с переселенцами потонуло; на других половина пассажиров, умершая в дороге, выброшена была за борт ранее прибытия в Трепизонд. И между тем горцы были так беспечны, паника была так велика, что дальнейшие отъезды сопровождались тем же полным отсутствием всяких предосторожностей... Страна представляла крайне плачевный вид; черкесы, расположившиеся на берегу моря, с нетерпением дожидались своей очереди к отплытию. ...Единственная мысль, одно желание, их занимавшее, — это поскорее отправиться в Турцию; до всего остального им не было никакого дела... Я уехал из Вардана с судохозяином Якубом... Как только каик наполнился так, что уже не оставалось никакой возможности кого-нибудь еще в него втиснуть, Якуб уселся подле меня, поставил парус, и мы поплыли, и к утру были уже в открытом море. Тут только я имел возможность определить, что всех пассажиров на каике было 347 человек...

Война шла с неумолимою, беспощадной суровостью. Мы подвигались вперед шаг за шагом, но бесповоротно и очищая от горцев, до последнего человека, всякую землю, на которую раз становилась нога солдата. Горские аулы были выжигаемы целыми сотнями, едва лишь сходил снег, но прежде, чем деревья одевались зеленью (в феврале и марте); посевы вытравлялись конями или даже вытаптывались. Население аулов, если удавалось захватить его врасплох, немедленно было уводимо под военным конвоем в ближайшие станицы и оттуда отправляемо к берегам Черного моря и далее, в Турцию. Сколько раз приходилось в опустевших при нашем приближении хижинах заставать на столе теплую кашу с воткнутою в нее ложкой, починявшуюся одежду с невыдернутой иголкой, какие-нибудь детские игрушки в том виде, как они были разложены на полу, около ребенка. Иногда — к чести, впрочем. наших солдат, очень редко, — совершались жестокости, доходившие до зверства... Жестокости эти были тем возмутительнее, что были совершенно не в духе доблестных русских солдат — обыкновенно столь добродушных.....Таков был [250] характер войны. Целые племена, как бесленеевцев, были выселены облавой в течение одного — двух дней. Аулы баракаевцев, абадзехов на Фюнфте и Фарсе горели дня три, наполняя воздух гарью верст на тридцать, когда, в феврале 1862 г., начались движения наши для изгнания этих горцев...

В наши дни, как и тогда, у них те же легкие галеры, которые греки называли «камара» и они сами называют «каф» или «куафа», сейчас они только немного большего размера. Это узкие ладьи с килем, длиной в пятьдесят футов. Во времена Страбона они поднимали от двадцати пяти до тридцати человек; теперь в них помещается от сорока до шестидесяти человек, из коих две трети гребут. Не имея мачт, эти низкие галеры легко ускользают от взоров, очерчивая берег; если пиратов преследуют слишком близко, их галеры так легки, что команда может вытащить их на берег и даже спрятать в лесу. Говорят, что в случае необходимости шапсуги, убыхи, саши, или сахи (Guldenstadt, p. 133) могут снарядить сорок галер, что, возможно, является преувеличением.

Цель всех набегов и пиратства черкесов — это пленники, или рабы, которых они продают туркам, если русские не внесут за них большого выкупа. Выкупают, главным образом, солдат.

Но опыт доказал, что это верное средство поощрения разбойничества и поэтому решили платить им возмездием. Был отдан приказ захватывать возможно больше пленников, и эта своего рода отрасль военной экономики была поручена полковнику, сейчас генералу Зассу, «демону черкесов», как они его называют сами, и действительно, можно сказать, что человека более дерзкого, ловкого и деятельного нельзя было избрать.

Уже в начале лета 1834 г. полковник Засс захватил в плен более шестидесяти черкесов, которых и отвели в Екатеринодар для обмена. Вскоре к ним присоединились Али-бей и его приближенные. За выкуп вождя потребовали десять пленников.

Нельзя, конечно, найти лучшего способа отучить черкесов от их дурных привычек; странно, что не подумали об этом раньше.