Bear Shaman писал(а) 13.08.2009 :: 00:35:05:1. Действительно ли они провалились под лёд?
2. И кто в итоге победил в битве на Чудском озере?
Пользователь ДЬЯВОЛ ПИШЕТ:
1. Общая проблема
Общая проблема русско-германских отношений – это область, в которой уже второй или третий век самым беспардонным образом топчутся полуграмотные «историки», «исследователи» и т.п. шакалы ротационных машин. На самом деле вплоть до последней четверти XIX века никаких серьезных противоречий между русским государством и Германией (до этого можно сказать с Пруссией) не было, и быть не могло. Русские поставляли в Германию продовольствие и сырье, а взамен получали качественные германские машины, а также устойчивый приток трудолюбивых, без всякой иронии, немецких колонистов.
Лакмусовой бумажкой является отсутствие территориальных разногласий. Муху «проблемы» до размеров слона надували как могли. Не обошлось без «дружеской помощи» - например, французов. До конца XIX века русские и не знали, что путеводной звездой кровожадных тевтонов, оказывается, был «Дранг нах Остен» - то есть, якобы жуткий «напор» истинных арийцев на Восток с неизбежным уничтожением автохтонов.
Байка про «Дранг» была выдумана в середине XIX века польским евреем Янушом Клачко, который после поражения революции 1848 года в Берлине бежал во Францию, где в эмигрантских кругах занимался киданием мусора в Германию. Причина ненависти была уважительной – кровожадная Германия не давала автономии Познанской области. В самой Польше концепция «Дранга» была закономерно воспринята на ура, но вот в России миф про «тевтонских захватчиков» шел с большим скрипом.
Разумеется, его в той или иной мере использовали доморощенные дурачки вроде Данилевского, однако до Первой мировой войны идея с «Дрангом» оставалась на обочине мейнстрима. И только в начале мировой бойни о легенде быстро вспомнили (аналогично в Германии были оперативно сооружены сказки про «диких руссен-коззакен, которые пиф-паф-ой-ей») и нашли ей применение. Штука оказалась для целей госпиара удобной и к тому же многоцелевой – помимо очевидного антигерманского выхлопа, муха работала на «исконную принадлежность» Прибалтики России.
2. Историческая проблема
Вопрос прихода немцев в Восточную Прибалтику тесно увязан с появлением русских на территории соседних Новгорода и Пскова. Дело в том, что в нашем представлении русские (славяне) являются в Северо-Западном крае чуть ли не палеолитическими аборигенами, что выгодно оттеняет их на фоне приплывших с Запада немцев. Беда в том, что это может быть не совсем верно. На самом деле русские по времени почти (плюс столетие) «совпали» с германцами.
Классическая теория трактует Новгород чуть ли не как древнейший русский город. Вкратце совокупная версия (состоящая из полифонии слабосвязанных версий) говорит о том, что славяне то ли с юга, то ли с запада, то ли вообще с северо-запада появились на территории Новгородчины еще аж в VI веке и в союзе с местным финно-угорским населением основали Новгород. Правда, далее следует неизбежная оговорка – древнейшим поселением считается не Новгород, а… Старая Ладога, которая находится существенно севернее Новгорода у Ладожского озера. Тогда откуда же появились славяне?
Ответ идет скороговоркой: Ладога де стояла на оживленном торговом пути и потому де возникла раньше. А именно – чуть ли не в мезозое по меркам российской истории, аккурат в VI веке. Возникла раньше всех да еще на бурном трафике, но почему-то все следующие века прозябала в статусе крошечного даже по меркам Средних Веков городка. Достаточно сказать, что даже в конце XV века, по данным Кирпичникова, посад Ладоги насчитывал лишь 116 дворов (площадь посада – 14-15 гектаров). Интересно, что вплоть до конца XI века Ладога вместе со своим «пригородом» Алаборгом (считается, что это предтеча Олонца) не управлялся славянской администрацией. Городом правили некие «варяжские» династии (известна княгиня Ингигерд). Одним из первых христианских храмов поселения была католическая церковь.
В общем, история темная и запутанная, а потому казус наличия сразу трех равноправных городских центров – Пскова, Новгорода и Ладоги за пределами ареала аграрной колонизации славян (т.е. в целом в Новгородское земле) никак не объясняется*. Насколько я понимаю, историки договариваются о «независимом» и самостоятельном возникновении городов. Если принять всерьез эту версию, то говорить о направлении колонизации земли будет сложно. Ведь окружающие Ладогу земли Водской пятины были почти безлюдными вплоть до XIV-XV веков (по крайней мере, крайне слабоосвоенными).
* - если только предположить, что наша Ладога и Альдегьюборг из скандинавских саг - одно и тоже. А ведь может оказаться, что это не так...
Во всяком случае, обращают на себя внимание факты явной полисности колонизации земли, которые отличаются от классической славянской аграрной колонизации. Этот процесс шел из Поднепровья в направлении областей на восток при понятном сохранении всех социальных структур родоплеменного периода. У Рыбакова в структурном описании устройства каждого племени отмечается, что его земля понималась как «тьма». Глава древлян – это князь князей союза древлян. В свою очередь ниже его по иерархии находились князья отдельных племен (т.е. «тысячники»).
Земля же ильменских словен «считалась» всего лишь за «тысячу». Это не удивительно, поскольку сколь-нибудь пригодные для земледелия земли находились только в южных частях Шелонской и Деревской пятин и уже к первой трети XIII века эти земли были в основном распаханы (нехватка земель и невозможность прокормиться с них стали причиной оттока населения из Новгорода во время голодовок в первой трети XIII века). По всей видимости, реальная колонизация русскими Северо-Запада – явление достаточно позднее (когда, возможно, в силу слабости колонизационного потока и бедности почв в ней не сложилось аграрных «протогосударств») и относится к концу XI-XII векам. Дальнейший генезис Новгорода происходил как полиса, управлявшего достаточно крупным, но редконаселенным хинтерландом, который давал товары, пригодные для внешнего обмена.
Речь идет о воске и хите новгородской торговле – беличьих шкурках. Именно благодаря им город оказался встроен в периферийную систему ганзейской торговли на Балтике в XIII-XIV веках. Отношения Новгорода с Ганзой (точнее, с Любеком и Ригой) фиксируются с 60-х годов XIII века. По всей видимости, в 20-30-х годах XIII века Новгород представлял собой крайне слабую в экономическом отношении монополисную структуру, общее население которой можно оценить (вместе с Новгородом) тысяч в 200-250 человек. Псков с землей составлял еще меньше – не более 50-60 тыс. человек. Сколько-нибудь хозяйственно освоенными являлись лишь земли южных пятин. Водская, Обонежская и северная части Бежецкой пятины были практически пустынными.
Население соседних Эстляндии и Латвии, по всей видимости, было также мизерным. К 1913 году в современной Эстонии жило до 1 млн. человек, данные на 80-е годы XVIII века дают цифру в полмиллиона, а статистика на 1695 год ориентировочно оценивает население в 350 тыс. человек. Вполне вероятно, что в XIII веке совокупное туземное население Эстонии не превышало 100-130 тыс. человек. Чуть больше проживало в Латвии. На 1897 год совокупное население Лифляндской и Курляндской губерний насчитывало до 2 млн. человек, в начале XVIII века оно составляло порядка 800 тыс. человек. Скорее всего, относительно XIII века уместно говорить о 150-200 тыс. населения.
Именно этим и объясняется относительный успех немецкой и датской колонизации Восточной Прибалтики в XII-XIII веках. Крошечным отрядам немцев и датчан противостояли небольшие по численности местные ополчения. При этом важно понимать, что никакого «единого фронта» работ у колонизаторов, как и некоего «координационного центра» не было – в Прибалтике существовало несколько орденов, росли почти самостоятельные полисы, существовали владения архиепископств + вассалов датского короля (Северная Эстония и некоторые острова). Поскольку колонизация была разнонаправленной и медленной, то окончательно решить вопрос с культурной ассимиляцией немногочисленных туземцев удалось лишь к концу XIV-середине XV веков.
Ливония той поры (да и позднее) - жуткая чресполосица разных владений, которые к тому же были очаговыми. В силу этого серьезных столкновений между русскими и немцами в XIII веке не было. На рубеже Чудского озера, реки Великой (с некоторым заходом в Латгалию) и восточного побережья Финского залива столкнулись две колонизационных волны – немецкая с Запада и русская с Востока. В ситуации, когда близлежащие пространства оставались обеими силами неосвоенными, речь шла лишь о локальных, крошечных по размеру противоречиях.
Примечательно, но сохранились факты сотрудничества русских и немцев. В 1236 году, например, в походе немцев из ордена Меченосцев (военные силы которого состояли из примерно 50-60 рыцарей) на Саулу участвовали отряды из Пскова и, возможно, даже Новгорода. Псковские князья и часть бояр предпочитали ориентироваться на немцев. В 1233 году немецкие отряды использовались псковичами для решения своих внутренних проблем – тогда немцы занимали город и выбивали из него противников своих союзников. В 1240 году произошел схожий случай: псковский князь Ярослав Владимирович (Герпольт в Рифмованной Хронике) со своей дружиной и отрядом немцев вернул себе город обратно.
. Ледовое побоище.
В 1242 году основные силы Ливонского ордена во главе с магистром Ливонии (Ливонского ордена) Дитрихом фон Гронинген – около 50 ливонских рыцарей (всего их было не более 60-65), союзные отряды латгалов и ливов, североэстонских вассалов датского короля, отряды вассалов рижского и дерптского епископов, выступили в поход на Курсу. Поход против куршей был успешным, немцы основали замок Кулдигу, а в 1243 году продвинулись еще дальше на юг и заняли куршский городок Эмбуте.
Восточные земли в этот период были для немцев второстепенным направлением. Поэтому вторжение небольшого русского отряда Александра Невского прошло беспрепятственно. Единственное, что успели сделать орденцы во главе с, предположительно, вице-магистром Ливонии Андреасом фон Вельвеном (кстати, это бывший магистр Ливонии, но разжалованный в чинах) - собрать небольшой отряд и броситься вдогонку за уходившими на Восток русскими. Корпус вряд ли насчитывал более 20-25 рыцарей (10-15 ливонских рыцарей плюс небольшой отряд дерптского епископа). Поскольку каждый рыцарь возглавлял «копье» - подразделение в 8-12 простых воинов, все немецкое войско можно с натяжкой оценить в 160-300 человек.
В локальном пограничном сражении немцы потерпели поражение и потеряли нескольких рыцарей. По сути, это все. Орден, занятый продвижением в южном направлении, после этого сражения уступил русским право сбора дани с северо-восточной Латвии, но поскольку эта территория была по факту «ничейной», то это было перекладывание из пустого в порожнее. Сил и возможностей у русских для колонизации или регулярного налогообложения в Восточной Прибалтике просто не было. Поэтому все всхлипы о том, что «тевтонская агрессия была наконец-то остановлена» стоит воспринимать лишь как бульканье воды в чайнике.
Обсуждать кинематографию про утонувших в озере рыцарей (кстати, в Рифмованной Хронике ясно сказано, что убитые падали на "траву", т.е. на землю), как и высосанные пропагандистами от истории «крестовые походы» против русских смысла также не имеет. Вся шумиха вокруг Александра Невского – дело достаточно позднего времени, нам же важно понимать, что имело место крошечное сражение даже по меркам Средних Веков, когда армии в 3-5 тыс. человек считались очень большими. Соответственно, никаких последствий оно не имело.
В дальнейшем отношения между Ливонским (образно говоря, Тевтонским) орденом и русскими полисами (Псков и Новгород) были почти добрососедскими – имею в виду, конечно, по меркам Средневековья. Локальные пограничные стычки, набеги и т.п. экзерциции происходили, разумеется, с той или иной регулярность
Страниц: 1 
