Yukiko, ты читала "Генералиссимус Суворов" (Леонтий Раковский)? Так вот. После того, как Суворов за полтора месяца очистил от французов всю Северную Италию, Павел I в одном из рескриптов написал "Бейте французов, мы будем вам бить в ладоши".
К возмущениям:
"Но зато отношения с союзниками-австрийцами портились день ото дня. Пока русские войска были нужны союзникам, чтобы разбить грозного врага, вторгшегося в их страну, до тех пор они заискивали перед русскими. Но стоило только Суворову оттесниь французов, как австрийцы показали зубы. Они косо смотрели на продвижение русских войск на запад. Победы русского оружия стали им уже не по нутру. Теперь союзники всеми силами старались представить дело так, будто бы они разбили врага, а не русские.
Эта перемена в отношениях австрийцев к русским прежде всего сказалась на Суворове.
Барон Тугот, первый австрийский министр, привыкший к беспрекословному повиновению и раболепству, сразу невзлюбил независимо державшего себя Суворова. Самостоятельность Суворова бесила желчного, мелочного Тугута.
Все высшие места в австрийской армии Тугут раздавал бездарным, но преданным ему людям. а здесь - пусть всемирно знаменитый, но чужой, русский, "варвар", который к тому же не хочет идти на поводу у барона."

И самое главное, что меня бесит, так это то, что австрийцы не справлялись во время этого похода с такой своей обязанностью, как подвоз продовольствия и тягловой силы, т.е. мулов.
"Блистательную победу под Нови венский гофкригсрат умудрился свести на нет. Он сделал это руками добродушного на вид, но не столь безобидного по существу папы Меласа.
Еще ночью Суворов отдал приказ преследовать и уничтожать разбитого противника. Утром войска уже готовились выступать, когда Мелас сообщил главнокомандующему, что двигаться в горы нельзя: нет ни провианта, ни мулов. Мелас не сделал ничего, хотя Суворов ещё 20 июля приказал ему приготовить все к 4 августа.
Союзные войска имели всего лишь двухдневный запас хлеба. С таким запасом нечего было и думать двигаться дальше в бесплодную, бесхлебную Ривьеру. Везти пушки и тяжести было не на чем.
Французы уходили от окончательного разгрома."