EvS писал(а) 06.05.2009 :: 21:44:13: месте Шишко говорит, что это "прогрессивное явление"?
Шишкова в сети нет, конечно. Но, общее впечатление от его писаний, создаёт положительный образ масонов , как предтеч коммунистов, по случайности и сословной ограниченности только , не вставших на подлинные коммунистические идеалы .
Анатолий Шишко "Каменных дел мастер (повесть жизни архитектора Баженова)" (1940 г.).
"О поимке Пугачева Баженов узнал в день своего посвящения в масоны. Поздно вечером Новиков привез Баженова в незнакомый ему дом на Мясницкой.
Здесь заседала ложа звезды Сириус.
Пройдя вестибюль, едва освещенный фонарем, они очутились у железной двери. Облачившись в черный таблиер, Новиков скрылся. Баженов постучал молотком. Треугольное окошечко в двери распахнулось, – брат, одетый, как Новиков, в шелковый балахон, увидел в темноте «ищущего света» Баженова, взял его за руку и повел с завязанными глазами по коридору.
Дорогой их останавливали.
На все вопросы Баженов, наученный Новиковым, отвечал твердо:
– Да, я жажду света... Ищу истины...
С него сняли повязку, и он увидел себя в сводчатой комнате с жертвенником, на котором трепетало пламя. Вдоль стен, затянутых черным бархатом с вышитыми золотом шестиконечными звездами, стояли в таблиерах братья, держа в руках зажженные свечи. Баженов услышал голос мастера стула, неподвижно восседающего на востоке:
– Отречешься от матери, отца, жены и близких...
Да, он готов. Он уже отрекся, давно исторг их из сердца и, когда к груди его протянулись острия шпаг, Баженов смело рванулся вперед. Одна шпага кольнула, прочие опустились. Он выдержал испытанье, как тот легендарный Адонирам, первый строитель Соломонова храма, прообраз всех зодчих.
В знак пренебрежения к дарам земным, Баженов опустил в оскаленные зубы черепа золотой и три гривны серебром. Мастер стула сошел с возвышения, обнял и поцеловал Баженова в лоб. Это был Новиков. Баженов узнал его по ободряющему пожатью руки.
Посвящение окончилось.
Отныне Баженов вошел в семью франкмасонов и, отбросив помышления о земном, мог строить храм духа своего. Свечи в руках погасли, братья, шелестя таблиерами, расселись по лавкам. Может быть, эти люди, которых он не знал, вернут ему веру в добро и справедливость? Разлад с собою и тоска одиночества были нестерпимы. С надеждой вглядывался Баженов в склоненные фигуры братьев, и, словно испытывая, на него устремлялись взоры, сверкавшие сквозь прорези капюшонов.
Стоя перед жертвенником, брат читал по книге:
– «Как некий микрокосм, сиречь – малый мир, в любое десятилетие рождаются связанные своими судьбами люди. И будут их линии пересекаться, взаимно уничтожаясь или помогая друг другу расти...»
Мысленно Баженов видел эти линии взлета и падений. Полузабытые друзья юности: Потемкин, лукавый Фонвизин, незримо охраняющий его Новиков, каждый шел в жизни споим путем.
Дороги их скрещивалась и расходилось.
О Каржавине Баженов старался не думать. А не мог. Сам собой возникал образ друга, насмешливый, осуждающий…
Но теперь оп верил Новикову.
Исстрадавшаяся душа жаждала покоя, неподвижности, созерцания. Все это он думал найти в масонстве, где люди, отвергнув суету и тщеславие, служат друг другу, сообща ищут истину...
В конце заседания явился запоздавший брат. Пошептавшись с соседями, он встал с лавки, громко произнес:
– Братья Власов и Крестовоздвиженский, оставьте ложу!
Два человека, молча поклонившись мастеру стула, вышли. Тогда новоприбывший откинул с лица капюшон, и Баженов увидел румяное лицо генерала Измайлова.
Пот струился по его щекам.
– Братия, – задыхаясь от волнения, говорил Измайлов, – благую весть несу вам, яко голубь Ною, очистилась земля русская, злодей Пугачев пойман, предан сообщниками!..
Новиков ударил молотком по столу, давая знать, что заседание ложи продолжается, но никто его не слушал. Все повскакали со своих мест, сбросили с лиц капюшоны. В людях, тесным кольцом обступивших Измайлова, Баженов узнавал именитых дворян Москвы, чьи кареты с гербами он мельком видел у подъезда.
Слышались радостные восклицанья, обнимая друг друга, братья христосовались.
Под распахнувшимися и таблиерами поблескивало золото орденов, бриллиантовые пуговицы кафтанов.
Никем но замеченный, Баженов вышел из храмины.
Рухнула последняя надежда.
Бросив на ларь свой таблиер, он стал спускаться вниз. На лестнице его нагнал запыхавшийся Новиков:
– Василий Иванович, ты куда!..
Не глядя на Новикова, Баженов ответил тихо, едва сдерживая готовый прорваться гнев:
– Ты обещал мне свет истины, а вверг в пучину мерзостной суеты.
Новиков опустил голову, а Баженов продолжал допрашивающим тоном:
– Кто они, Власов и Крестовоздвиженский! Крепостные!
Уже овладевая собой, Новиков проговорил:
– Ты сам знаешь, что крепостные не могут быть братьями. Но ты прав, – добавил он смущенно, – эти люди не дворянского звания, кутейники.
Баженов усмехнулся.
– А я кто?
Все более и более горячась, Новиков говорил:
– Не нам, Василий Иванович, судить о сословиях. Для сего надо иметь голубую Иоаннову степень, я же скромный мастер стула, а ты еще неофит [прим. – вновь посвященный новичок], бродишь в темноте, – и взяв его за руку, испытующе заглянул в глаза, – ты не веришь мне, Василий Иванович?..
Они стояли на площадке, освещенной люстрой. Глядя вниз, в шевелящуюся пропасть лестницы, Баженов ответил:
– Ничему я не верю...
– Напрасно! Только мы, запомни это – можем вернуть тебе славу и значение, – голос Новикова звучал пророчески, глаза сверкали, и в них переливалось пламя свечей. Он был неузнаваем в эту минуту в своем таблиере, перекинутом через плечо, как мантия, с бледным, обострившимся лицом, на котором рдели два лихорадочных пятна.
– Нас много, и мы сильны, – шептал Новиков, опаляя своим разгоряченным дыханьем медленно отступавшего Баженова, – ибо с нами персона и мы ее ведем на трон...
– Какая персона? – вздрогнув, спросил Баженов.
Ему казалось, что он впервые видит настоящего Новикова.
Тот скрестил руки на груди, выше закинул голову. Голос был тих, но торжествен:
С тобой да воцарятся
Блаженство, правда, мир,
Без страха да явятся
Пред троном нищ и сир,
Украшенный венцом,
Ты будешь им отцом...
– Павел! – вырвалось у Баженова.
– Тсс... – Новиков зажал ему рот ладонью, – до срока! Ты был близок персоне, она печется о тебе, ты нужен нам...
Возбужденье Новикова передалось Баженову. Перед глазами мелькнула на мгновенье страдальческая полуулыбка цесаревича Павла...
Припомнились их встречи, беседы, постройка Каменноостровского дворца...
А теперь, достигнув совершеннолетия, Павел является законным претендентом на престол, захваченный матерью...
Уже не колеблясь, Баженов крепко стиснул руку Новикова.
Выйдя на улицу, он распахнул кафтан. Было тихо и пустынно. Вдалеке постукивала колотушка. Погруженная во мрак, спала Москва. В осеннем небе переливались звезды. Сегодня одна из них, пылавшая кровавым факелом, сорвалась и, зашипев, погасла в пучине Волги. Ярче вспыхнула другая, еще никому неведомая, – звезда Павла.
Долго стоял Баженов на крыльце, отыскивая среди синих огоньков свою путеводную звезду. Мешали проплывавшие облака. Звезда трепетала, готовая исчезнуть, и вновь появлялась..."