иван васильевич писал(а) 26.11.2016 :: 00:43:36:

"Черкасами" в России XVI-XVIII вв. чаще всего называли украинских казаков.

иван васильевич писал(а) 26.11.2016 :: 00:43:36:

Нет. Но всё намного сложнее. В России XVI-XVII вв. "русские люди" - это жители коренных великорусских земель (катойконим), выходцы из России (политоним), иногда - русские (этноним). Что касается жителей украинских и белорусских земель, здесь ситуация ещё запутаннее. Один и тот же автор в одном месте именует русью (или русским народом) всех православных восточных славян, в другом - разделяет русь (украинцев и белорусов) и москву (русских).

upasaka писал(а) 26.11.2016 :: 13:16:15:

Вы прочли фразу невнимательно: «"Черкасами" в России XVI-XVIII вв. чаще всего называли украинских казаков». Это не означает, что все представители украинского казачества (запорожские; реестровые, ставшие затем левобережными и правобережными; слободские казаки и т.д.) являлись украинцами по происхождению, но большинство - несомненно.


upasaka писал(а) 26.11.2016 :: 13:16:15:

Мне известно, что адыгов Северного Кавказа (предки адыгейцев, черкесов, кабардинцев) в XVI-XVII вв. также именовали "черкасами". Вполне возможно, что именно в их честь был назван город Черкассы, куда уходит корнями украинское казачество, получившее отсюда своё русское название.


upasaka писал(а) 26.11.2016 :: 13:16:15:

Полулегендарных версий относительно того, кто и когда основал столицу донского казачества Черкасск, сохранилось несколько. По причине недостатка достоверной информации сейчас уже невозможно определить, есть ли среди них близкая исторической правде. Уже к XVII в. большинство донских казаков были русскими по происхождению, т.к. говорили на русском языке и исповедовали православие (хотя поначалу, в XV - нач. XVI в. на Дону среди казаков доминировали татары-мусульмане). Впрочем, это оффтопик.

Кассий писал(а) 25.11.2016 :: 21:00:41:

– Почему сложилось именно два языка: украинский и белорусский?
А вот это очень тяжелый вопрос. Он очень горячо и остро обсуждается сейчас на Украине и в Белоруссии. Различия между этими языками значительны. При этом белорусский язык в целом гораздо больше похож на русский, чем на украинский. Особенно велика близость между белорусским языком и южновеликорусскими говорами.
Ситуация сложна еще и тем, что Украина большая страна, а Белоруссия не очень большая. И у кого-то может возникать соблазн посмотреть на нее как на такой небольшой придаток великой Украины. Но исторически это было в точности наоборот. Исторически Великое княжество Литовское пользовалось языком, который правильно называть старобелорусским. Хотя литовские князья были литовцами по происхождению и в быту со своими слугами говорили по-литовски, во всех остальных случаях жизни они говорили по-старобелорусски. И вся государственная деятельность в Великом княжестве Литовском осуществлялась на старобелорусском языке; иногда он же называется западнорусским. Так что в культурном отношении выделение Белоруссии предшествует выделению Украины. Это создает чрезвычайно непростые проблемы, которые я даже не хотел бы здесь формулировать, так как что бы я ни сказал, это должно вызвать протест противоположной стороны.

upasaka писал(а) 26.11.2016 :: 16:02:17:

Трансформация древнерусских диалектов в отдельные языки, вне всякого сомнения, является следствием политического разделения древнерусских земель. Влияние политических факторов на языковые процессы невозможно отрицать.

upasaka писал(а) 26.11.2016 :: 16:05:03:

Это значительное упрощение сложной проблемы.


"Путаница в названиях официального языка Великого княжества Литовского (ВКЛ) появляется вскоре после возникновения самого термина “руська мова”. На изданном в Москве в XVII в. переводе книги украинского писателя Иоаникия Галятовского “Небо новое” (1665) написано, что она переведена с белорусского языка. Точно так же назван язык произведения известного украинского церковно-религиозного деятеля, печатника, писателя К. Транквилиона-Ставровецкого “Зерцало богословіи”, изданного в Почаеве в 1618 г.: перевод “съ бѣлоросійскаго языка на чистый словенскій діалектъ” (1692). В России именно “белорусским” называли этот язык до середины XIX в. Митрополит Е. Болховитинов утверждал, что “бѣлорускій языкъ книжной перешелъ в Кіевъ, для книгъ же” [1. С. 176‒177]; автор статьи “Бѣлоруссы” в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Эфрона также утверждает, что “на бѣлорусскомъ нарѣчіи писались литовскіе акты, грамоты и всѣ публичные акты до временъ Стефана Баторія. Такимъ образомъ этотъ языкъ является офиціальнымъ съ XIV и почти до XVII столѣтія” [2. C. 232‒233]. В том же словаре в статье “Литовско-Русское государство” отмечается, что там “офиціальним языкомъ былъ русский” [3. С. 286]. Так же назван официальный язык ВКЛ и в советских энциклопедических изданиях [4. С. 52]. “Литовско-руським” называли его И. Сахаров, И. Каратаев (см. [5. С. 254]). В историографии и филологической литературе XIX в. в научный оборот вводится (преимущественно российскими учеными) термин “западнорусский язык” [6. С. 182]. Позже в значительной степени благодаря научной деятельности Е. Карского фактически произошло отождествление понятий “западнорусский язык” и “старобелорусский язык”.

В европейской научной традиции термин “руська мова” трактовался по-разному. Теодор Библиандер (1504‒1564) под “руськой мовой” понимал украинский и белорусский языки одновременно; Петр Статориус (1530‒1569) наряду с польским литературным языком выделял диалекты: мазовецкий, руський (украинский) и литовский (белорусский); А. Богорич (1520‒1598) в своей грамматике среди славянских языков упоминает московский и руський; Й. Л. Фриш (1666‒1743) в книге, посвященной кириллице и московскому языку, упоминает лишь белорусский, называя киевский катехизис 1645 г. “книгой, написанной на белорусском диалекте” (см. [7. С. 57‒60]).

Проблема разграничения украинских и белорусских памятников XV‒XVI вв. и определения статуса языка, на котором они написаны, является одной из самых сложных в славистике и уже имеет свою историю [1. С. 253‒263; 8‒14]. Разумеется, больше всего она “беспокоит” белорусских и украинских ученых. Памятники, написанные на территории Белоруссии, а вместе с тем и их язык, белорусские исследователи однозначно считают белорусскими. В историю белорусского языка включаются не только произведения, язык которых лишь с натяжкой можно считать старобелорусским, как Четья 1489 г. [15. С. 84], но и работы, созданные украинскими учеными: “Лексис” и “Грамматику” Л. Зизания, “Лексикон” П. Берынды, “Грамматику” М. Смотрицкого [15. С. 227]. Более того, иногда белорусские специалисты сами нарушают “территориальный принцип” отбора и относят к белорусским явно не белорусские памятники, созданные далеко от Белоруссии, в частности “Грамматику” И. Ужевича, написанную в Париже (манускрипты 1643, 1645 гг.), или “Букварь” И. Федорова, напечатанный во Львове в 1574 г. [16]. Последовательно старобелорусским называет язык памятников с белорусских территорий, входивших в ВКЛ, В. Свежинский [14. Т. II. С. 132‒163]. Украинские же ученые (лингвисты, историки) в большинстве своем более корректно оценивают языковую ситуацию, сложившуюся на землях ВКЛ, называя этот язык украинско-белорусским [17; 18], западнорусским с двумя вариантами: украинским и белорусским [12. С. 10]. Пожалуй, только И. Огиенко официальный язык ВКЛ называл украинским [19. С. 98].

В данной проблеме существуют свои объективные трудности. Общей была историческая судьба украинцев и белорусов, живших в составе одних и тех же государственных образований: X‒XIII вв. ‒ в Киевской Руси, в XIV ‒ середине XVI вв. ‒ в составе ВКЛ (исключая Галицию, Буковину, Подкарпатье), со второй половины XVI до конца XVIII в. ‒ в составе Речи Посполитой (далее ‒ РП). Оба народа унаследовали письменную традицию Киевской Руси. Все это не могло не отразиться в дальнейшем и на формировании отдельных языков ‒ украинского и белорусского как таковых, и на характере текстов, написанных представителями указанных народов. Во время вхождения в состав ВКЛ и РП эти тексты нередко в плане графическом и языковом практически не различались, хотя, разумеется, писари, например, из Полоцка и Каменца-Подольского читали один и тот же текст по-разному.

Субъективные трудности состоят в том, что каждый исследователь, представитель того или иного этноса, сталкиваясь с данной проблемой, стремился по-своему трактовать каждый отдельно взятый памятник, акцентируя внимание на чертах, присущих той или иной языковой системе: белорус ‒ на белорусских, украинец ‒ на украинских.

Скорого разрешения этой проблемы не предвидится, особенно в контексте становления отдельных государств ‒ Украины и Белоруссии. На сегодняшний день общепризнано:
‒ в ВКЛ существовал официальный язык, который во времена его функционирования назывался “руським”;
‒ этим языком пользовались (на письме) предки украинцев, белорусов и литовцев;
‒ устная речь украинцев и белорусов в это время отличалась от письменного “руського” языка;
‒ это различие было более выразительным на юге украинской территории, где отчетливо проявлялся “украинский языковой комплекс” (иканье, отвердение согласных перед е, и, слияние древних і, ы > и и т. д.), и на севере белорусской, где выступал “белорусский комплекс”

¹

(аканье, дзеканье, цеканье и т.д.).

При выдвижении аргументов “за” и “против” не стоит забывать еще об одном объективном факторе ‒ об унаследованных общих украинско-белорусских языковых чертах, которые выделяются среди прочих восточнославянских:
‒ судьба напряженных редуцированных перед j: укр. крию, мию, блр. крыю, мыю;
‒ рефлексация *tъrt, *tьlt: укр. вовк, блр. воўк;
‒ явление удвоения переднеязычных согласных перед *ьje: укр. суддя, блр. суддзя;
‒ утрата начального і: укр. грати, блр. граць;
‒ слияние в одном предлоге древних двух съ, изъ > з (із, зо, зі): укр. з батьком, блр. з бацькам;
‒ чередование предлогов у/в в зависимости от фонетического окружения: укр. взяла в нього и взяв у нього; блр. узяў у яго;
‒ наличие фрикативного г [21. С. 153‒160];
‒ явление протезы в и реже г: укр. вухо, вус, блр. вуха, вус;
‒ судьба сочетания *dj: укр. воджу, блр. ваджу.

¹

Термин “белорусский комплекс” употребил В. Чекмонас для определения наиболее ярких особенностей языковой системы (см. [20. С. 39])" (Мойсиенко В.М. Этноязыковая принадлежность “руськой мовы” во времена Великого княжества Литовского и Речи Посполитой // Славяноведение. 2007. № 5. С. 45‒47).


"В заключение сделаем выводы:
1) “Руська мова” не базировалась на живых языковых чертах одного из народов ‒ белорусского или украинского и, несомненно, в период вхождения их в состав ВКЛ для тех и других была общей.
2) “Руська мова” как официальный язык ВКЛ ‒ не новое явление; он возник на почве литературно-письменного языка Киевской Руси ‒ древнерусского.
3) Древнерусский язык в период становления его как официального в ВКЛ из черт живого языка вобрал в себя наибольшее количество полесских особенностей. Этим обусловлена некоторая наддиалектность “руськой мовы” (на начальном этапе ее функционирования) на фоне украинской и белорусской языковых систем, которые, очевидно, в живой речи уже проявлялись в своих маркирующих особенностях.
4) Позже (с XVI в.) характерные украинские черты (“украинский комплекс”) с опорой на южноукраинскую основу живого языка все отчетливее начинают проявляться в письменных памятниках и противопоставляются полесским чертам. Со времени безусловных фиксаций черт “украинского комплекса” можно говорить о староукраинском варианте “руськой мовы”.
5) “Белорусский комплекс”, так и не проявившись реально в литературно-письменном языке того времени, окончательно совпал с “полесским”. Поэтому с XVI в. можно говорить о старобелорусско-полесском варианте “руськой мовы”, который уже отчетливо противопоставлялся староукраинскому" (Там же. С. 62).

http://eprints.zu.edu.ua/5249/1/Slav5_07MoisienkoLO.pdf

Таким образом, если существовал ряд принципиальных отличий между украинским и белорусским письмом и украинские черты легко выявляются в тех белорусских текстах, в которых они встречаются, свидетельствует ли это о тождестве старобелорусского и староукраинского языков? ‒ логично спрашивает белорусский ученый (см. [14. Т. II. С. 136‒140]. Разумеется, нет. Живые языки существенно различались, о чем и свидетельствуют записи белорусских и украинских текстов некириллическим письмом [18. С. 38‒39; 22. Т. III. Ч. 2. С. 212‒240; 33]. Комментируя эти черты как доказательство самостоятельности украинской и белорусской графико-орфографических систем, следует отметить, что несложно найти десятки украинских памятников, в которых такие отличия не проявляются. В Житомирских, Овручских, Кременецких, Луцких актовых книгах абсолютно преобладает написание с паерком вместо -и(й) (Лого'ски'). Такое же написание последовательно встречается в кириллических памятниках с Холмщины, например, в “Артыкулахъ братству Косопудъскому” (самы'); в “Ключе царства небесного” М. Смотрицкого в конце слова ъ и ъ употребляется согласно с этимологией; в Пересопницком Евангелии паерок, как правило, употребляется на месте ь и ъ: амин', подоб'но; диграф кг вообще явно доминирует в украинских памятниках со всех территорий по сравнению с τ. В свою очередь, в типичном “западнорусском” памятнике “Катехизисе” 1585 г., напечатанном в Вильне, наблюдаем характерные (по Свежинскому) украинские графические признаки: наличие графем Ꙋ, ѫ, ѧ: сакрамєнтꙊ, дѧха, порѧднє, написания с і перед гласными -іє, -ія: збавлєнія, Марїа, вместо паерка употребление ь, ъ: служъбы, мирсъского и т.д. [34]. К тому же следует помнить, что легко выделяются определенные тенденции в манере письма выходцев из Житомира в сравнении с луцкими (что и отмечал известный украинский палеограф И. Каманин) [35. С. 18], не говоря уже о значительных отличиях между графико-орфографическими системами памятников из Овруча и села Одрехова (Лемковщина). Действительно, по Свежинскому, однозначная правка вносилась в соответствии с местными правилами письма; верно, что белорусские тексты правились на Украине, а украинские ‒ в Белоруссии потому, что местный читатель говорил не так, как писали в соседнем крае. Но никак нельзя согласиться с тем, что при прочтении текстов, написанных белорусскими писарями, у украинского читателя могли возникнуть проблемы с их пониманием и что это было не копирование, а переводы с языка на язык [14. Т. II. С. 141]. Если согласиться с мыслью, что “Диариуш” Филипповича (оригинал) и его украинский вариант или списки “Лексикона” П. Берынды, создаваемые на Украине и в Белоруссии, являются переводами с языка на язык (белорусского на украинский), то и список Житомирского Евангелия 1571 г. по сравнению с Пересопницким значительно отличается с учетом черт живого языка, причем в Житомирском Евангелии довольно часто наблюдаем смешение ѣ с е и я с е: не хотεл, лεпшоε, повεсти, нε присεгай, тисεчи, спомεнулї [36. С. 191, 194], чего практически нет в Пересопницкой рукописи. Неужели и здесь можно говорить о переводе? Тогда с какого языка на какой? Однако как быть с очевидным фактом, что лишь единичные памятники, которые белорусские ученые однозначно относят к белорусскоязычным, характеризуются аканьем (нередко сомнительным, ср. поламати, помагати, выганяти [36. C. 10]), а дзеканье и цеканье практически отсутствуют. Те же доказательства в пользу белорусского характера памятника, которые приводят Е. Карский, В. Аниченко, А. Журавский, В. Свежинский, характеризуют и северноукраинское наречие. И выводы типа “неслияния ы и і, отвердение шипящих и ц, отделяют звуковую систему Евангелия Тяпинского от украинских диалектов” [37. С. 19] не совсем научно обоснованы. От каких диалектов? Средненадднепрянского, галицкого, подольского? Безусловно, но не от северноукраинского.

Исследователи, стремясь внести ясность в проблему, еще больше ее затемняют, когда называют официальный язык ВКЛ староукраинским (И. Огиенко), старобелорусским (большинство белорусских языковедов). Почему-то за эталонные (характерные) украинские языковые черты берутся только южноукраинские: иканье (в памятниках ‒ сохранение буквы ѣ, явление “нового ятя”), и на месте е в новых закрытых слогах (шисть), у на месте о в новом закрытом слоге (кунь), совпадение древних ы, і в и (лыхo) и т.д. Это действительно маркирующие особенности украинского языка, которые на фонологическом уровне выделяют его среди всех славянских. Большинство таких черт закреплено нормой современного литературного языка. Маркирующими белорусскими признаются черты, которые также присущи одному из территориально-языковых образований в рамках другого государства. При этом особенности, которые действительно являются определяющими белорусскими (аканье, дзеканье, цеканье, местоименные формы гэты, йон и т.д.) и в дальнейшем стали литературной нормой, в памятниках появляются спорадически или же вовсе отсутствуют" (Мойсиенко В.М. Этноязыковая принадлежность “руськой мовы” во времена Великого княжества Литовского и Речи Посполитой // Славяноведение. 2007. № 5. С. 53‒57).

upasaka писал(а) 26.11.2016 :: 22:58:19:

А. Зализняк не приводит факты в пользу своей точки зрения (точнее, упрощённой версии), так что нет предмета для спора. В процитированной статье их более чем достаточно.

Кассий писал(а) 26.11.2016 :: 23:15:12:

Сами то, вы, читали Зализняка?
"В связи с этим обнаружилось, что древнее членение на территории нынешней Европейской России было вовсе не такое, как сейчас. Сейчас мы прежде всего думаем о трех языках: русский, украинский, белорусский. И очень часто по естественной аберрации, по естественному анахронизму предполагаем, что, наверно, так было всегда. Оказывается, нет: ситуация древнего членения не похожа на нынешнюю. Эта же самая территория делилась, но существенно иначе. Она делилась не на три части, как сейчас, а на две, и эти две части имели географическое деление, совсем не похожее на нынешнее. А именно, отделялся Северо-Запад, это Новгород и Псков с соответствующими территориями. Это очень большая территория, потому что Новгород имел все владения Севера. Все нынешние вологодские, архангельские, пермские земли – это все была Новгородская земля. И все это с захватом части нынешней Северной Белоруссии – вот такой Северо-Запад. Это был один диалект или один диалектный тип.
А противоположная часть – Юг (будущая Украина), Центр (будущая Россия), Восток (нынешняя Восточная часть Европейской России) – между собой, по-видимому, в достаточной степени единые, составляли вторую часть. Заметьте, в достаточной степени между собой единые".

Кассий писал(а) 27.11.2016 :: 19:50:18:

Тогда о чем спор? Территории указаны и вы прекрасно видите откуда украинский.

upasaka писал(а) 27.11.2016 :: 20:47:04:

Я не знаю, что именно вы хотите оспорить.


upasaka писал(а) 27.11.2016 :: 20:47:04:

Украинский и белорусский языки в виде живой речи существовали параллельно с западнорусским письменным языком, который, как и они, выделился из древнерусского.