Как уже все вы знаете, российскими историками сделано на днях потрясающее открытие. В деревянной стене одного из одесских сортиров обнаружены записи выдающегося немецкого журналиста Карла Мюнхгаузена. Где он в свойственной ему точной, документальной манере рассказывает о посещении им в 1920 году одного из черноморских лагерей для польских военнопленных. Впрочем, "лагерь" – это не совсем точное определение, считают историки. Санаторий – да. Здравница – да. Курорт – да. Но только не лагерь…
К сожалению, текст во многих местах размыт этой …эээ…(ну, это неважно). А в других местах покрыт этим … эээ (тоже неважно). Поэтому его полная публикация, увы, невозможна. Однако, специалисты – мюнхгаузеноведы (бывшие преподаватели Истории СССР) сумели, все-таки, восстановить значительную часть. На основе которой этот незабываемый визит т. Мюнха предстает живым и животрепещущим. Вот его описание.
Немецкий журналист прибыл в Россию по приглашению главного редактора главной газеты "Из жести я" Аполлона Дурьева. На входе с вывеской на воротах
"ПОЛОНЕРСКИЙ ЛАГЕРЬ "КОСТЕЛ" высоких гостей встречали начальник лагеря комиссар Дымба и сопровождающие его лица (фамилии размыты…эээ.. этой…неважно). "Познакомьтесь" – представил коллегу Дурьев. – "Наш гость, немецкий коммунист, главный редактор ихней газеты "Правда", товарищ Мюнх". Комиссар расплылся в широчайшей улыбке: "Надо же! Как и у нас! Стало быть, ваша газета тоже несет правду рабочему классу?" – "Ага" – отозвался немец. – "Хотя до вашей ей и далеко"…
"Ну, что ж, товарищи, приступим к осмотру…" – начал Дымба. Но его тут же перебил Дурьев: "Простите, товарищ комиссар, я не совсем понял, что это за слово такое – "полонеры"?" – "Да это очень просто" – усмехнулся Дымба. – "У нас тут польские легионеры". А сокращенно –
полонеры. Давайте пройдем по территории. Пациенты-то наши сейчас на пляже, потом у них сауна, так что нам никто не помешает. Вся группа двинулась по тенистой ухоженной аллее. Справа и слева висели кумачовые плакаты и лозунги, которые с интересом рассматривали журналисты.
"Полонер – всем полякам пример!". Или
"Кто шагает дружно в ряд? Полонеры, говорят". Наконец, у беседки над берегом моря, экскурсия закончилась. И журналисты возобновили расспросы: "Мне бы очень хотелось услышать правдивый рассказ о том, как кормят польских пленных" – заметил Мюнхгаузен. – "А то знаете, буржуазная пресса-то разное болтает…". Все оживились, но комиссар поднял руку, призывая к тишине: "Об этом вам расскажет наш интендант. Семеныч, давай!". Семеныч вытер лицо платком, откашлялся и приступил к докладу…
……………………………………………………………………..
К сожалению, доклад Семеныча оказался весь уничтожен этим… (неважно) . Уцелело лишь обеденное меню полонеров (к которому мюнхгаузеноведы приложили сохранившиеся фотографии из архива т. Мюнха)
ОБЕДЕННОЕ МЕНЮ ПЛЕННЫХ ПОЛОНЕРОВ
Воскресенье
Салат "Весна"
Теша белорыбья
Бульон мясной с пирожком
Суп из щавеля
Цыплята жареные
Ростбиф
Вареники с творогом
Кисель из ревеня
Воздушный пирог
Понедельник
Редис с маслом
Сельдь с гарниром
Суп-пюре из салата
Суп картофельный с головизной
Котлеты рубленые
Лещ жареный
Рагу из овощей
Желе из ягодного варенья
Компот из консервированных фруктов
Вторник
Салат с ветчиной
Лососина
Бульон с омлетом
Щи из капустной рассады
Телятина жареная
Запеканка картофельная с мясом
Творожники со сметаной
Кисель из сушеных яблок
Сладкий пирог
Среда
Икра кабачковая
Колбаса полтавская
Бульон куриный
Лапша молочная
Плов с курицей
Тельное из рыбы
Запеканка рисовая
Компот из замороженных фруктов
Бисквитный рулет с вареньем
Четверг
Салат из редиски со сметаной
Судак в маринаде
Бульон с гренками
Суп-пюре из печенки
Баранина жареная
Битки в сметане
Блинчики с творогом
Кисель из вишневого сиропа
Гурьевская каша
Пятница
Салат из дичи
Колбаса ливерная
Шурпа
Уха с пирожками
Говядина тушеная с луком
Рыба, фаршированная кашей
Запеканка пшенная
Мусс клюквенный
Мороженое
Суббота
Овощные консервы
Икра кетовая
Лапша с курицей
Суп-пюре из картофеля
Говядина отварная
Беф-строганов
Макаронник с творогом
Компот из чернослива
Крем шоколадный"А как у вас обстоит дело с антирелигиозной пропагандой?" – поинтересовался Дурьев. – "Ведь не секрет, что поляки поголовно отравлены этим опиумом для народа". Комиссар почесал в затылке: "Работа, конечно, ведется. Но контингент трудный, товарищи. Очень трудный. У нас ведь лагерь-то офицерский. А офицерье, вы ж сами знаете… . Вон, давеча вывесили мы антирелигиозный плакат
"Раньше были богомольцы, а таперя – комсомольцы!". Так ночью какой-то муд… в смысле, несознательный полонер внизу приписал:
"Болит башка от комсомола – прими таблетку акамола!"…
Долго молчавший и что-то обдумывавший Мюнхгаузен, наконец, решил высказаться: "Вы не будете возражать, товарищи, если я задам вам такой, как бы это сказать, интимный вопрос? Как я понимаю, весь ваш контингент составляют молодые здоровые мужчины примерно до 40 лет. Решаете ли вы как-нибудь… ээ… проблему, так сказать, …?". Все снова оживились, заулыбались и захмыкали. "А вы как думали?" – усмехнулся комиссар. – "Что у нас, забегаловка тут, что ли? Вон, флигелек видите?" Все посмотрели на красивое трехэтажное здание, из которого доносились приглушенные визги. "Вот тама они все и живут. В смысле, женская обслуга. На все вкусы и пристрастия. Состав регулярно обновляется"...
"Иными словами" – уточнил немец. - "Вы заказываете и привозите для полонеров городских шлю…" – "Это не "шлю" – гневно оборвал его комиссар. – "А наши рабоче-крестьянские трудовые девушки, откликнувшиеся на призыв партии. Причем, партия призвала лишь 50 доброволок. А откликнулось – 50 тыщ! Вот это энтузиазм!"
"Третьего дня как раз свежак привезли – мать моя женщина…". Все посмотрели на Семеныча, стоявшего с разомлевше-сладостным видом, причмокивая губами. – "Девочки все крепенькие, ладненькие, что твоя матрешка…" – мечтательно произнес он. И вдруг взорвался: "А персоналу не желают давать, стерьвы безрогие! Вот ни в какую, хоть ты тресни! Вчерась мне эта Катька-сука заявляет…" – "Семеныч!!!". Глаза комиссара испускали молнии. А рука уже потянулась к нагану - так, по крайней мере показалось Семенычу. Он сразу сник и испуганно заморгал, продолжая бормотать: "А чего я такого сказал? Просто как козлонерам этим, так по сту раз на дню. А персоналу… и Катька-су…" – "Ты заткнесся уже, наконец, обломок царского режиму?!" – яростно прошипел Дымба и повернулся к журналистам.
"Вы только этого не пишите, товарищи корреспонденты" – хмуро произнес комиссар. – "У нас тут действительно не все гладко с этими давал... доброволками. Две недели назад все 50 тыщ заявились сюда и буквально осадили лагерь. Как слышат "польские офицеры", так с ними прямо истерика делается. Выучили немного по-ихнему, облепили забор и кричат при виде полонеров: "Янек, ходзь до мне! Ромек, кохам че! Тадек, везь мне!". Опасаясь, что они прорвутся в лагерь, мы попросили помощи у товарища Буденного. Семен Михалыч снял с фронта более 20 тыс. сабель. На следующий день обе армии вошли в это…как бы это сказать…в соприкосновение. Здесь, на этом поле, за воротами лагеря. Произошла страшная…"
"Рубка?"- догадался Дурьев. "Да какая там рубка…" – устало махнул рукой комиссар. "Эти шлю…комсомолки в один миг поскидавали одежу. Вследствие чего бойцы попадали с лошадей. И тут…" – "Простите, комиссар, хотелось бы уточнить" – перебил его немец. – Как я понимаю, у этих эээ… (он заглянул в блокнот) шлюхомолок имелось значительное превосходство в численности – более, чем по две особи на одного бойца?" – "Эх, если бы только в численности – и в вооружении тоже" – вздохнул Дымба. – "Короче, уже к вечеру бойцы обессилели настолько, что не могли подняться с земли (не говоря уже о том, чтобы сесть на лошадь)". Голос комиссара задрожал, по лицу текли скупые мужские слезы: " Вы понимаете, и именно в это время началось наступление Западного фронта… только умоляю вас, ничего не записывайте – это военная тайна. Нехватка 20 тысяч сабель обернулась поражением наших войск под Варшавой…"
Истекло немало времени, прежде чем журналисты пришли в себя от горького признания комиссара. Однако, прощаться на такой грустной ноте не хотелось. Тем более, что лагерь оставил в их сердцах неизгладимое впечатление. "Да это еще что…" – заверил гостей комиссар. – "Вы приезжайте-ка к нам годков эдак через двадцать – скажем, в 1940-ом. Увидите, каких мы санаториев понастроим для пленных польских офицеров – полный отпад! Ведь недаром товарищ Ленин, выступая на 1-ом съезде большевиков-ассенизаторов, сказал: "Коммунизм – это есть советская власть плюс профанация всей страны!". Только журналисты хотели спросить Дымбу, при чем тут профанация, как вмешался Семеныч: "Подожди, комиссар, что ты все о поляках да о поляках? А что, наш рабоче-крестьянский трудовой народ, он хуже, что ли? Товарищ Дзержинский прямо сказал – уже через несколько лет страна покроется сетью оздоровительных лагерей и курортных зон. И загорать в них будут не только наркомы с комбригами, но и все простые граждане. И уж будьте спокойны – ежели чекистам поручено, выполнят в срок, не сумневайтесь!"
На этом записки товарища Мюнха обрываются. Известно, однако, что тов. Дзержинский поставленную задачу выполнил с честью. Санатории получились такими классными, что многие отдыхающие так там и остались навсегда. Включая комиссара Дымбу и Аполлона Дурьева. Так что, побывал ли немецкий журналист в СССР через 20 лет, пока остается неизвестным. Исследование сортиров продолжается…