upasaka писал(а) 18.09.2017 :: 06:48:23:Сначала приведу основную мысль Флоринского К.Д.:
Учёный из Императорской академии наук А.А. Шахматов ещё в 1905 г. написал одобренный всей Академией доклад, где указал исторические факты:
"Остановимся сначала на вопросѣ о языкѣ. Точно ли мы въ правѣ говорить объ языкѣ «общерусскомъ»? Не подлежитъ сомнѣнію, что предки Великорусовъ и Малорусовъ говорили нѣкогда на одномъ языкѣ: этотъ языкъ, не дошедшій до насъ въ письменныхъ памятникахъ и возстановляемый предположительно, въ наукѣ принято называть языкомъ «общерусскимъ». Но, конечно, не его имѣютъ въ виду при противоположеніи малорусскаго «общерусскому». Еще въ эпоху доисторическую «общерусскій» языкъ представлялъ въ отдѣльныхъ частяхъ своихъ рѣзкія діалектическія отличія, дающія основанія допускать исконное дѣленіе Русскаго племени на три группы: сѣвернорусскую, среднерусскую и южнорусскую. Южнорусскіе памятники древней нашей письменности XI и XII вѣковъ, какъ впервые доказано нашимъ почтеннымъ сочленомъ академикомъ А.И. Соболевскимъ, представляютъ рядъ типическихъ особенностей малорусской рѣчи: изъ нихъ можно съ увѣренностью заключить о значительномъ удаленіи южнорусскихъ (малорусскихъ) говоровъ какъ отъ среднерусскихъ, такъ и отъ сѣвернорусскихъ уже въ періодъ до-татарскій. Этому удаленію не могло помѣшать и то политическое объединеніе русскихъ племенъ, которое видимъ въ X и XI вѣкахъ: напротивъ, распаденіе русской земли на удѣлы, усиленіе новаго политическаго центра въ бассейнѣ Оки и верхняго теченія Волги, паденіе Кіева во второй половинѣ XII столѣтія ‒ все это въ значительной степени обособляетъ югозападную Русь, а нашествіе Татаръ довершаетъ это обособленіе. Позже, въ предѣлахъ литовско-русскаго государства, южнорусскія племена находятъ условія для сближенія съ другими русскими племенами, а именно съ той западной вѣтвью среднерусскихъ племенъ, которая легла въ основаніе бѣлорусской народности. Восточная же вѣтвь среднерусовъ, объединенная Москвой съ племенами сѣвернорусскими, входитъ вмѣстѣ съ послѣдними въ составъ великорусской народности. Только позднѣйшая колонизація XVII и XVIII вѣковъ сближаетъ великорусскія и малорусскія племена въ бассейнахъ Сейма, Донца и Дона. Такимъ образомъ историческія условія содѣйствовали полному разобщенію югозападной Россіи (Малороссіи) и области, занятой Великорусами: отсюда
существенныя отличія въ языкѣ обѣихъ народностей ‒ великорусской и малорусской. Историческая жизнь этихъ народностей не создала общаго для нихъ языка;
она, напротивъ, усугубила тѣ діалектическія отличія, съ которыми предки Малорусовъ, съ одной стороны, Великорусовъ ‒ съ другой, выступаютъ въ началѣ нашей исторіи. И конечно,
живой великорусскій языкъ, на которомъ говоритъ народъ въ Москвѣ, Рязани, Ярославлѣ, Архангельске, Новгородѣ, не можетъ быть названъ «общерусскимъ», въ противоположность малорусскому языку Полтавы, Кіева или Львова.
Но не имѣются ли основанія признать общерусскимъ нашъ литературный языкъ? Не образовался ли онъ совокупными усиліями всѣхъ русскихъ народностей, не отразилъ ли онъ въ себѣ особенности всѣхъ русскихъ нарѣчій? По неоднократно высказывавшемуся замѣчанію нѣкоторыхъ публицистовъ, Малорусы играли видную роль въ созданіи и въ выработкѣ нашего литературнаго языка. Для доказательства этого положенія признается достаточнымъ упомянуть о вліяніи малорусскихъ писателей и ученыхъ дѣятелей XVII и XVIII в.в. сначала на московскую образованность, а затѣмъ и на Петровскія реформы. Дѣйствительно, вліяніе это отразилось и на нашемъ литературномъ языкѣ, но оно было преходящимъ: усилія великихъ писателей нашихъ все болѣе сближали книжный языкъ съ народнымъ, и ничто еще не остановило того направленія, которое уже въ концѣ XVIII и началѣ XIX вѣка сдѣлало нашъ литературный языкъ вполнѣ великорусскимъ, освободивъ его, между прочимъ, отъ наноснаго малорусскаго произношенія, не чуждаго, по указанію профессора Будде, языку Ломоносова и Сумарокова. Великорусскій литературный языкъ, въ основаніи своемъ представляющій пеструю смѣсь церковнославянскихъ элементовъ (въ области лексической и отчасти грамматической) съ элементами живой рѣчи великорусскихъ племенъ, съ давняго времени, можно сказать съ XIV в., пріобрѣталъ все болѣе и болѣе народную окраску. Его развитіе именно въ этомъ направленіи было останавливаемо два раза ‒ первый разъ въ XV вѣкѣ, когда ему пришлось выдержать борьбу съ вновь нахлынувшими со славянскаго юга, благодаря сербскимъ и болгарскимъ ученымъ, инославянскими элементами; второй разъ ‒ въ XVII вѣкѣ, когда его наводнили особенности малорусской книжной рѣчи. Но великорусская стихія оба раза вышла побѣдительницей, и нашу литературную рѣчь, рѣчь образованныхъ классовъ и письменности всѣхъ родовъ, должно признать вполнѣ великорусскою. Основаній назвать теперь эту рѣчь «общерусскою» мы не видимъ, ибо она не представляетъ изъ себя амальгамы, въ которой бы, хотя и неравномѣрно, отразились особенности всѣхъ живыхъ русскихъ нарѣчій.
Правда, нашъ великорусскій литературный языкъ пріобрѣлъ общерусское значеніе: въ извѣстной степени этому содѣйствовало то обстоятельство, что силой вещей онъ сталъ языкомъ государственнымъ; но главнымъ образомъ, это зависѣло отъ культурнаго роста великорусской народности, отъ развитія ея литературы и школьной образованности. Реформы Петра Великаго, сблизившія Россію съ Западомъ, усилили просвѣтительное значеніе великорусскихъ центровъ, Москвы и Петербурга, и втянули въ одну общую жизнь Великую и Малую Россію: послѣдней нечего было противопоставить той свѣтской образованности, которая, благодаря данному Петромъ Великимъ направленію, неудержимымъ потокомъ разлилась по лицу всей объединенной московскими государями Русской земли. Этимъ опредѣлилось проникновеніе великорусскаго языка на югъ, въ малорусское Приднепровье. Книжная рѣчь малорусская вырабатывалась въ XVI и XVII вѣкахъ на основе двухъ письменныхъ языковъ ‒ церковнославянскаго и западно-русскаго, въ свою очередь проникшагося польскими элементами; въ значительно меньшей степени, чѣмъ книжная рѣчь великорусская, она приблизилась къ языку народа, и этимъ прежде всего объясняется постигшая ее во второй половинѣ XVIII вѣка судьба: она забывается и безъ всякой борьбы уступаетъ мѣсто великорусскому литературному языку.
Подъемъ культуры, образованности, о которомъ мы только что говорили, завершается такимъ образомъ естественнымъ вытѣсненіемъ книжнаго малорусскаго языка языкомъ великорусскимъ. Но этотъ же подъемъ вызываетъ къ жизни факторы, въ предшествующую эпоху почти не находившіе себѣ исхода и законнаго выраженія. Русскій человѣкъ настолько охватывается свѣтскимъ просвѣщеніемъ, что онъ не можетъ уже довольствоваться тѣмъ, что давало его предкамъ церковное образованіе, оставлявшее безъ отвѣта большую часть потребностей мыслящаго и чувствующаго существа, ‒ пользованіемъ церковнымъ и далекимъ отъ родного книжнымъ языкомъ. Съ появленіемъ свѣтской образованности, письменность, не переставая удовлетворять религіознымъ потребностямъ, дѣловымъ нуждамъ, открываетъ для русскаго человѣка возможность выражать и чувства и думы въ новыхъ, непривычныхъ для его предковъ формахъ. И это прежде всего отражается на сближеніи книжной рѣчи съ разговорной, литературнаго языка съ языкомъ повседневныхъ чувствъ и мыслей. Мы видѣли, какъ успѣшно, благодаря именно свѣтской образованности, освободился великорусскій литературный языкъ отъ наносныхъ элементовъ, чуждаго произношенія, необычныхъ словъ. Въ Малой Россіи, гдѣ книжный малорусскій языкъ былъ уже забытъ и оставленъ, та же свѣтская образованность должна была вызвать другое, хотя и сходное, явленіе: живой разговорный языкъ становится письменнымъ языкомъ. Мысли и чувства Малоруса неудержимо рвутся на бумагу, и ему нѣтъ иного исхода, какъ выразить ихъ обычнымъ своимъ просторѣчіемъ, ибо чуждый ему великорусскій литературный языкъ не можетъ стать проводникомъ родной его рѣчи, не можетъ и, по существу своему, не долженъ быть съ нею сближенъ и сравненъ. Реформы Петра Великаго вывели Россію на путь свѣтской образованности: въ результатѣ, съ одной стороны, книжный великорусскій языкъ сравнялся съ разговорнымъ языкомъ Великорусовъ, а съ другой, разговорный языкъ Малорусовъ сталъ языкомъ новой малорусской письменности. Не допустить законность и естественность этого послѣдняго результата ‒ равносильно было бы признанію того, что свѣтская образованность не коснулась Малоруса; это было бы равносильно признанію того, что на сѣверѣ ‒ въ Москвѣ и Петербургѣ ‒ свѣтская образованность должна была сблизить языкъ разговорный и письменный, давъ первому изъ нихъ перевѣсъ, на югѣ же, въ Кіевѣ, та же свѣтская образованность должна была только замѣнить старый письменный языкъ новымъ, еще болѣе отличнымъ отъ разговорнаго, еще болѣе ему чуждымъ.
Публицисты, отрицавшіе право существованія малорусскаго книжнаго языка, охотно ссылались на Бѣлоруссію: они запугивали русское правительство и русское общество перспективой требованія свободы для бѣлорусскаго печатнаго слова. Что скажетъ будущее, не знаемъ; но прошлое ясно свидѣтельствуетъ, что бѣлорусская интеллигенція ополячилась тогда, когда Великорусы и Малорусы еще свято блюли свои книжные языки. И у этой интеллигенціи не было ни охоты, ни основанія прибѣгать къ народному языку, между тѣмъ какъ Малорусы сдѣлали это въ силу крайней необходимости.
Законностью и естественностью возникновенія малорусскаго письменнаго языка опредѣляется законность и всего дальнѣйшаго его развитія. Источникомъ его былъ, какъ мы видѣли, живой разговорный языкъ ‒ живой разговорный языкъ украинской интеллигенціи, взросшей въ совершенно отличныхъ условіяхъ отъ интеллигенціи великорусской" (Об отмене стеснений малорусского печатного слова. СПб.: Тип. Императорской академии наук, 1905. С. 14‒16).
Страниц: 
Галицкая Русь под властью Габсбургов (1772-1918 гг.) (Прочитано 460975 раз)