Кассий писал(а) 26.08.2017 :: 23:00:17:

Богдан М писал(а) 27.08.2017 :: 16:00:33:

http://xemhbo.com/play-quot-quot-28-02-17_xGGWlW7hvECY.html

Кассий писал(а) 27.08.2017 :: 16:10:07:

Богдан М писал(а) 27.08.2017 :: 16:32:23:

http://zbruc.eu/node/50478

Кассий писал(а) 27.08.2017 :: 16:35:05:

Странно, что вы приводите источник где утверждается:
"І ми це шануємо, і віримо, і не розуміємо як надалі нам можуть розповідати, що все ж таки був «единый древнерусский язык». Ми навіть не мусимо бути мовознавцями, щоби зрозуміти, що щось не так. І те, що нас тут особливо цікавить, – це те, що колеги з русистики, певне, найпереконливіше нам показали, що єдиної давньоруської мови не було."
Кстати, я вам всегда писал, что единый древнерусский язык это миф, как и мифический древнерусский народ.

Кассий писал(а) 27.08.2017 :: 18:45:41:

Так вы или крестик снимите или трусы наденьте.

Богдан М писал(а) 28.08.2017 :: 00:19:23:

Ха-ха, снимать с тролля Богдана крестик и одевать ему трусы я не буду. Сам справится, без моей помощи.

"Начальный период развития украинской литературы в Галиции связан с именем Маркиана Шашкевича. Маркиан Шашкевич возглавил борьбу за украинский язык и за народность в украинской литературе. Он с жадным вниманием относился ко всему, что расширяло его представления о России и выступал поборником идеи сближения с русским народом и русской культурой.

Иван Франко неоднократно писал о Маркиане Шашкевиче и его роли в развитии украинской литературы: «Центром галицко-украинского литературного возрождения был Львов. Здесь в начале тридцатых годов учились в греко-католической духовной семинарии молодые люди: Маркиан Шашкевич, Яков Головацкий, Иван Вагилевич, Никола Устьянович, Илькевич, Минчакевич и другие, которых мы справедливо считаем творцами этого возрождения… Их старания не были бессознательным инстинктивным обращением живых натур от книжной, церковной мертвечины к свежей народной почве. В их мыслях, а особенно у М. Шашкевича, росли и прояснялись гораздо более широкие замыслы: создать единый южнорусский язык и литературу и с их помощью воскресить всю южнорусскую нацию для новой жизни»

1

.

О Маркиане Шашкевиче существует довольно обширная литература. Вышедший в 1937 году библиографический указатель о нем содержит названия 184 работ

2

. В этом указателе перечислено немало бесцветных и тенденциозных статей. Но есть работы, представляющие первостепенный интерес. О Маркиане Шашкевиче неоднократно писал его ближайший друг Яков Головацкий. Ряд сведений о нем находим в воспоминаниях его младших современников ‒ Н. Устьяновича и Б. Дедицкого. Исключительную ценность представляют высказывания о Маркиане Шашкевиче Ивана Франко. Из других работ следует назвать публикацию И. Свентицким «Материалов по истории возрождения Карпатской Руси», обширную работу И. Зеневича (литературный псевдоним О. Терлецкого) «Литературные стремления галицких русинов»

3

, статью О. Маркова «К истории «Русалки Днестровой»

4

, публикацию М. Тершаковца «Материалы и заметки по истории национального возрождения Галицкой Руси в 1830‒1840 гг.»

5

, исследования М. Возняка.

Личность Маркиана Шашкевича, характер его литературной и общественной деятельности служили предметом постоянного внимания всех, кто интересовался историей украинской литературы. И все же один вопрос остался неосвещенным ‒ его отношение к русскому народу и русской культуре. Лишь М. Возняк заметил, что «Шашкевич ориентировал украинскую литературу в Галиции на передовую русскую культуру, а не на немецкий романтизм того времени»

6

. А между тем при беспристрастном рассмотрении даже тех фактов, которые дошли к нам в тенденциозном националистическом освещении, становится очевидным, что Маркиан Шашкевич был для своего времени одним из наиболее ревностных носителей идеи родства и общности украинского и русского народов. Отсутствие прямых высказываний по этому вопросу в литературном наследии самого Маркиана Шашкевича свидетельствует лишь о строгой конспирации, которой он вынужден был постоянно придерживаться.

Весьма показательно, что политические противники М. Шашкевича неоднократно обвиняли его в русофильстве, которое в глазах австрийской полиции было тяжелым политическим преступлением. В этой связи нельзя не остановиться на доносе Д. Мохнацкого.

В апреле 1837 года во Львовской духовной семинарии была обнаружена революционная прокламация «Письма к друзьям народа» («Листи до приятелів люду»). Началось следствие, в результате которого несколько студентов были отданы под суд и подверглись тяжелому наказанию. В процессе следствия полиция обнаружила материалы, компрометирующие (в ее глазах) Маркиана Шашкевича, о чем можно судить по отношению, адресованному директором полиции семинарскому начальству. Ссылаясь на показания осведомителя, он уведомлял о существовании во Львовской духовной семинарии славянского общества, руководитель которого Маркиан Шашкевич будто бы написал революционную прокламацию, призывающую галичан к восстанию против австрийского правительства. Одновременно директор полиции сообщил, что члены кружка Маркиана Шашкевича переписываются с Россией и намерены в России издать галицко-русский словарь

7

.

В том же 1837 году был исключен из Львовской духовной семинарии и затем арестован семинарист Дмитрий Мохнацкий.

Пробыв несколько лет в следственной тюрьме, он не выдержал и стал на путь предательства и провокации. Стремясь заслужить милость полиции, Д. Мохнацкий написал донос на М. Шашкевича. В этом доносе он сообщал, что в период пребывания его во Львовской семинарии там существовала «российская партия», во главе которой стоял М. Шашкевич. Члены этого русофильского кружка пропагандировали изучение русского языка и русской литературы, распространяли русские книги, посредством чего воспитывали у украинских юношей любовь к России. Несомненно, что если бы всего этого не было, то не было бы у Д. Мохнацкого и основания для доноса. Он, как и все провокаторы, выслуживаясь перед полицией, искажал события, добавлял в угоду полиции многое от себя, но связь патриотических чувств Маркиана Шашкевича с его русофильскими симпатиями он определил верно.

Маркиан Шашкевич родился в 1811 году в семье сельского священника. По окончании Бережанской гимназии в 1829 году он поступил во Львовскую духовную семинарию, откуда в феврале 1830 года был исключен.

Причины исключения Маркиана Шашкевича из Львовской духовной семинарии по-настоящему не выяснены. Биографы его обычно ограничиваются глухим упоминанием о какой-то мелкой бытовой провинности. Е. Огоновский в своей истории украинской литературы («История литературы русской») излагает это событие так: «Не долго пробыл Маркиан Шашкевич в духовной семинарии. Однажды было разрешено ему и его товарищу Базилевичу отлучиться из семинарии. Они прогуляли, не вернулись к указанному часу, за что Маркиан Шашкевич и был из семинарии исключен»

8

. В официальных семинарских документах причиной исключения Маркиана Шашкевича названо участие семинариста в дружеской пирушке и появление его на улице в нетрезвом виде»

9

.

Совершенно очевидно, что эта провинность по своей незначительности не могла послужить действительной причиной для принятия столь крайней меры. Видимо, отмеченный проступок явился лишь поводом к исключению при наличии других, более существенных оснований. Вспомним, что в те времена начальство не любило выносить сор из избы не в одной Галиции. В 1832 году был исключен из Московского университета В.Г. Белинский и, если судить по официальным документам, также по причине политически безобидной и малозначащей. Удаление Маркиана Шашкевича из учебного заведения тем более должно было иметь веские основания, что учился он хорошо: это не могло не располагать в пользу Маркиана Шашкевича его наставников и учителей.

Дело, следовательно, не в опоздании и не в дружеской пирушке. Действительную причину его исключения из духовной семинарий следует искать в том, что он уже тогда, буквально в первые же месяцы пребывания в семинарии, выделялся пылким патриотизмом и русофильскими симпатиями, чем и обратил на себя неблагосклонное внимание семинарского начальства.

Есть все основания полагать, что первый, созданный по инициативе М. Шашкевича литературный сборник «Сын Русе» («Сын Руси») был составлен именно в это время, а не в 1833 году, как об этом на основании весьма недостоверных и неубедительных источников сообщают его биографы. Если допустить, что «Сын Русе» был подготовлен в 1833 году, после того как М. Шашкевич был вторично принят в число воспитанников Львовской духовной семинарии, то тем самым следует признать, что этот сборник составлен почти одновременно с «Зорей». «Зоря» 4 мая 1834 года уже была представлена М. Шашкевичем в цензуру. Однако характер «Сына Русе» и «Зори» столь различен, что их не может не разделять какой-то период, в который успели существенно развиться и созреть мировоззрение и литературный талант их основного автора. Даже при самом общем ознакомлении с этими двумя сборниками становится очевидным, что если «Сын Русе» ‒ рукописный журнал, написанный неопытной ученической рукой, то «Зоря» ‒ это литературный сборник, на материале которого была издана «Русалка Днестровая». Еще более убедительным обстоятельством является отсутствие в числе авторов «Сына Руси» Я. Головацкого и И. Вагилевича, что, очевидно, было бы невозможно после их сближения с Маркианом Шашкевичем, произошедшего не позднее 1832 года

10

.

История публикации «Сына Русе» такова: в первых двух номерах «Беседы» за 1887 год под заголовком «Образец галицко-русской письменности» были напечатаны стихотворения из тетради, переданной А. Петрушевичем библиотеке «Народного дома». Эта тетрадь, представлявшая рукописный литературный сборник и озаглавленная «Сын Русе», была, в свою очередь, получена А. Петрушевичем от некоего Януария Рудницкого, прихожанина села Унева. В тетради А. Петрушевича была проставлена дата ‒ 1833 год. На основании этого редакция «Беседы» и сообщила читателям, что публикуемые стихотворения Маркиана Шашкевича и других его семинарских товарищей написаны «во Львове в 1833 году». Позднее сборник «Сын Русе» был в приложении к «Корреспонденции Я. Головацкого в 1835‒1849 годах»

11

напечатан полностью. Причем было высказано предположение, что тетрадь Петрушевича представляет не подлинную рукопись Маркиана Шашкевича и его друзей, а кем-то сделанную копию.

Вопрос же о том, что указывает проставленная в тетради А. Петрушевича дата ‒ 1833 год, здесь не поднимался. А ведь эта дата сама по себе ни о чем еще не говорит. Она могла означать и время составления копии и год, когда рукопись попала к Януарию Рудницкому.

Отнесение времени составления «Сына Русе» к 1833 году уже само по себе указывало, что авторами этого сборника вместе с Маркианом Шашкевичем были остальные члены «русской троицы». Поэтому такой авторитетный исследователь, как А. Белецкий, и пишет, что рукописный сборник «Сын Русе» составил М. Шашкевич, Я. Головацкий и И. Вагилевич

12

. В действительности же, как мы уже упоминали, Я. Головацкий и И. Вагилевич не были в числе его авторов. Больше того, Я. Головацкий впервые узнал о существовании «Сына Русе» лишь в 1887 году, после его опубликования в «Беседе». На появление «Сына Русе» Я. Головацкий откликнулся статьей «Первенцы галицко-русской письменности с 1840-х годов». Из этой статьи, напечатанной на страницах тон же «Беседы», явствует, что Я. Головацкий не только не участвовал в составлении этого сборника, но никогда о нем ранее не слыхивал и вообще о его существовании не имел ни малейшего представления.

Я. Головацкий этот сборник никак не связывал с именем Маркиана Шашкевича и называет его составителя «неизвестным собирателем». Я. Головацкий даже пытается найти объяснение тому факту, что не М. Шашкевич составитель этого сборника. Он пишет, что М. Шашкевич в 1833 году в семинарии из-за болезни тифом не находился, а сдавал экзамены экстерном. «Но у него было много знакомых в семинарии», ‒ добавляет здесь же Я. Головацкий, ‒ и влияние его на коллег было громадное. В то время он приготовил род альманаха «Зоря» и послал в цензуру»

13

.

В настоящее время ни у кого не возникает никаких сомнений, что инициатором и составителем «Сына Русе» был Маркиан Шашкевич. И тот факт, что его ближайший друг и единомышленник Я. Головацкий не участвовал в составлении этого сборника и вообще ничего не знал о нем, несомненно, подтверждает высказанное нами соображение, что «Сын Русе» создан в первый период пребывания Маркиана Шашкевича во Львовской духовной семинарии до знакомства и сближения его с Я. Головацким и И. Вагилевичем.

Я. Головацкий сообщает, что когда ему удалось купить несколько од Державина, изданных в Вильно, то он их выучил наизусть и «хранил как драгоценный клад». «Ни один продавец, ‒ пишет Я. Головацкий, ‒ не хотел выписывать русских книг, извиняясь тем, что у них нет никаких сношений с русскими книгопродавцами. С трудом я уговорил Ивана Малиновского выписать «Историю Малороссии» Бантыш-Каменского и «Энеиду» Котляревского. Только через десять месяцев были присланы книги. Я был в восторге. Но недолго продолжалась моя радость: Малиновский потребовал за эти книги 29 гульденов серебром! Деньги (сбереженные денежки) были уплачены, но книги отдали в цензурный комитет. Мы ходили, узнавали, просили, ходатайствовали, пока, наконец, через полтора года нам не доставили книги в руки. Другой раз я хотел выписать «Историю» Полевого (о которой в то время много говорили в печати), «Песни малороссийские» Максимовича, «Запорожскую старину» и другие книги, но Малиновский отказался наотрез»

23

. Жалобы на исключительную трудность получения русских книг содержатся и в известном письме И. Вагилевича к М. Погодину, написанном после посещения последним Львова

24

.

В глазах австрийских жандармов считался предосудительным всякий интерес украинца к России. В Галиции политической нелояльностью к Австрии расценивалось чтение даже тех произведений русских писателей, которые без всяких препятствий проходили русскую цензуру. Естественно, что здесь русофильских симпатий старались не обнаруживать, произведения русских писателей читали с оглядкой, а тетради с выписками из русских книг хранили втайне. Необходимость такой конспирации подтверждалась жизнью на каждом шагу.

Знакомство членов «русской троицы» с русской литературой было более полным, чем об этом можно заключить на основании их переписки и других документальных материалов той поры. Ученик Я. Головацкого Б. Дедицкий, говоря об условиях и обстоятельствах, сопутствующих предпринятому им в свое время изданию «Русской анфологии», сообщил, что Я. Головацкий и его товарищи еще в студенческие годы знали отдельные произведения Пушкина, Крылова, Лермонтова и других русских писателей.

По словам Б. Дедицкого, Я. Головацкий вручил ему в 1853 году несколько тетрадей, в которые Я. Головацкий, М. Шашкевич и И. Вагилевич, еще когда они были семинаристами, тайно переписывали стихотворения из изданных в России книг. Б. Дедицкий обращает внимание своих читателей на то, что и в 50-х годах Я. Головацкий продолжал хранить эти тетради «под семью замками, в строжайшей тайне, как и не всякому давал он из своей библиотеки русские книжки, опасаясь быть в своем профессорском звании заподозренным в московской пропаганде»

25

. Из этих хранившихся у Я. Головацкого тетрадей и были взяты стихи для «Русской анфологии», о содержании которой мы еще будем говорить.

В высказываниях Я. Головацкого очень часто смешиваются понятия «русский» в его прямом значении и «русский» в смысле «украинский». Я. Головацкий говорит об «Истории русского народа» Полевого, как о русской книге. Русским произведением он называет и «Малороссийские песни» Максимовича. Он говорит о русском языке од Державина, русским считает и язык «Энеиды» Котляревского, и тот живой разговорный язык, на котором говорили украинцы в Галиции. Русскими называет Я. Головацкий не только великоруссов, но и себя, к своих друзей-галичан, и всех украинцев.

Это смешение понятий в произведениях и письмах Я. Головацкого встречается постоянно. Как известно, украинцы в Галиции в XIX столетии называли себя русинами, руськими, а свой язык ‒ руським языком. Из характера высказываний Я. Головацкого видно, что дело совсем не в особенностях правописания, когда он пишет «русский» там, где некоторые его земляки написали бы «руський», то есть русин. Я. Головацкий употребляет слово «русский» в общем родовом смысле, обобщая в нем и понятие «русский», и понятие «украинский», и понятие «западноукраинский», «русинский» в том числе.

Тем самым Я. Головацкий, разумеется, разделяет ошибочную и реакционную теорию «москвофилов», которая отрицала самостоятельность существования украинского языка и народности и рассматривала их только как часть русского языка и разновидность русской народности.

С другой стороны, толкование Я. Головацким понятия «русский» является бесспорным проявлением его русофильских взглядов. Несомненно и то, что эти взгляды Я. Головацкого в какой-то степени разделялись и Маркианом Шашкевичем и другими членами его кружка.

По свидетельству Б. Дедицкого, в 50-х годах его товарищи неодинаково понимали слово «Русь». Если одни называли «Русью» Галицию, то другие, в числе последних Б. Дедицкий называет себя и Я. Головацкого, включали в это понятие «всю Русь, какая существует на божьем свете»

26

.

В 1833 году во Львове вышел сборник польских и украинских народных песен Вацлава Залесского. В. Залесскому оказали существенную помощь в его работе питомцы Львовской духовной семинарии, в том числе и Маркиан Шашкевич. Много материалов В. Залесский получил от ревностного собирателя народных песен учителя из Коломыи Григория Илькевича.

Сборник В. Залесского

27

побудил группу Маркиана Шашкевича издать свою книгу. Мотивов для выступления было два. В сборнике В. Залесского собраны в основном украинские песни. Это обстоятельство вызвало прилив вполне понятной национальной гордости у учащейся украинской молодежи, желание опубликовать на украинском языке песни украинского народа. С другой стороны, В. Залесский, поляк по национальности, будущий львовский губернатор, высказал в предисловии к своей книге убеждения, для украинцев неприемлемые. По мнению В. Залесского, у украинцев нет собственной литературы, собственного фольклора и нет надобности в них, так как есть польская литература, и украинцы-галичане («nasi Rusini») должны присоединиться к ней. Подобный великодержавный взгляд был свойствен даже передовым представителям польской общественности 30-х годов и естественно вызывал оппозицию в лагере украинской молодежи. М. Шашкевич и его друзья решили создать сборник произведений на родном языке, который и содержанием и формой служил бы утверждению украинской народности. Таким сборником и должен был явиться литературно-художественный альманах «Зоря». Этот первый литературный и издательский опыт «русской троицы» не увидел света. Австрийское правительство не только запретило печатать «Зорю», но и учредило строгий полицейский надзор за ее авторами. Спасаясь от полицейской опеки, И. Вагилевич уехал в деревню к отцу, Маркиан Шашкевич поступил в духовную академию, а Я. Головацкий отправился в Венгрию. «Сгорая жаждой познакомиться со славянами и славянскими литературами», он поступил на славянское отделение Будапештского университета, где и завязалось его «знакомство с учеными словаками, сербами, хорватами и обмен взаимных мнений, желаний и нужд». По словам Я. Головацкого, это знакомство и дало возможность ему напечатать в Будапеште «Русалку Днестровую», «в которую вошли многие статьи из запрещенной «Зори»

28

.

Содержание «Зори», причины ее запрещения и история цензурных мытарств этого, казалось бы, политически безобидного издания представляют для нас первостепенный интерес.

«Зоря», по замыслу ее составителей, должна была отразить зарю национального украинского возрождения в Галиции. В сборник вошли народные песни, лирические стихи, сатира на духовенство, произведения о героическом прошлом народа. Основной, как бы программной статьей «Зори» была работа Маркиана Шашкевича о Богдане Хмельницком. Именно эта статья, украшенная, по выражению Я. Головацкого, портретом великого гетмана, и вызвала возмущение цензуры, тем более, что в ней в концентрированном виде выражались те идеи, которые лежали в основе всей книги.

Работа Маркиана Шашкевича о Богдане Хмельницком не сохранилась. Опасаясь репрессий, автор в ожидании обыска уничтожил ее. И все же, несмотря на отсутствие текста, мы можем судить о направлении этой статьи. Источники, которыми пользовался автор (народные песни о Богдане Хмельницком, также включенные составителями в сборник, и «История Малой России со времен присоединения оной к Российскому государству при царе Алексее Михайловиче» Бантыш-Каменского), характер темы, общая направленность «Зори», враждебное отношение цензуры, опасения Маркиана Шашкевича, побудившие его уничтожить свое сочинение, ‒ все это в какой-то мере свидетельствует о том, что Богдан Хмельницкий был представлен в этой работе в соответствии с исторической правдой. Маркиан Шашкевич в своей статье не мог обойти молчанием основную заслугу великого гетмана перед украинским народом: спасение родины через постоянный союз и воссоединение с Россией. Этот мудрый исторический шаг восхищал молодых патриотов. Именно русофильские симпатии и были крамолой в глазах австрийских властей.

Маркиан Шашкевич 4 мая 1834 года отнес рукопись «Зори» во Львовскую цензуру. Львовская цензура за неимением цензора для русских и украинских книг (таковых тогда в Галиции не издавалось) переслала эту рукопись в главное цензурное управление в Вену. Венский цензор В. Копитар сразу обратил внимание на то, что «Зоря» противопоставляет современное незавидное положение украинцев в Галиции славному историческому прошлому украинского народа и тем будет пробуждать оппозиционные настроения к австрийской власти, воспитывать понимание исторической общности украинского народа с русским. И это явилось главным мотивом, по которому венский цензор отказался санкционировать публикацию «Зори».

В своей оценке В. Копитар исходил из соображения, что украинцев имеется два миллиона в Галиции, один миллион в Венгрии и около шести-семи миллионов в России, что таким образом «Зоря» способна влиять на девять-десять миллионов украинцев, выражая их языковую, культурную и историческую общность. Осознание же этой общности, утверждает В. Копитар, может нанести существенный вред Австрии. Копитар, разумеется, не говорит прямо о том, что эти десять миллионов, осознав свою единородность с русским народом, пожелают воссоединиться в едином государстве, сбросив с себя австрийскую опеку. Он выражается иначе, он считает вредным развитие украинской литературы в Галиции потому, что «петербургские великороссы (и В. Копитар «готов биться об заклад») найдут способ повернуть духовную оппозицию украинцев против Австрии»

29

.

При всем том В. Копитар не вынес окончательного приговора и дважды уклонился от решения вопроса о публикации «Зори», предоставив его рассмотрению львовских властей, как более компетентных в украинско-польских и русско-украинских отношениях. Отписываясь подобным образом, В. Копитар, конечно, был уверен, что, попав в руки австрийских и польских чиновников во Львове, «Зоря» никогда не будет напечатана.

Львовская губернская канцелярия направила рукопись «Зори» митрополиту Михаилу Левицкому, который передал ее на рецензию своему однофамильцу профессору богословия Бенедикту Левицкому. Как и следовало ожидать, рецензия Б. Левицкого была резко отрицательной. В соответствии с этой рецензией митрополит отказался апробировать «Зорю» на том основании, что в ней содержатся сведения о религиозном гнете, который украинцы терпели от поляков и о войнах Богдана Хмельницкого, и «поныне хранящиеся в народной памяти».

Книга «Зоря», по мнению львовского цензора, и это мнение митрополит полностью разделяет, вредна также тем, что она дает основание подозревать украинское население Галиции в симпатиях к России и православной церкви. Такое подозрение, по его словам, имело бы тем большее основание, что составитель сборника питомец Львовской духовной семинарии Маркиан Шашкевич подписался именем «Russland». На это «Russland», как на показатель русофильских симпатий Маркиана Шашкевича, митрополит М. Левицкий ссылается в своем отношении во львовскую губернскую канцелярию от 27 мая 1835 года

30

.

Кассий писал(а) 28.08.2017 :: 13:45:48:

Кассий-Кассий...
Грубу - "большую печь" в польском ищете ? Или плюнули на это дело ?

Кассий писал(а) 28.08.2017 :: 13:49:59:

Сомнительные  у вас специалисты, фантазеры все больше, все время пытаются втиснуть в придуманную  в 19 веке конструкцию никогда не существовавшего "древнерусского народа".

Кассий писал(а) 20.08.2017 :: 19:45:10:

Почитайте классиков:
"Слово Русь принесли намъ недовидоми й доси Варягы. Слово Росъ, а зъ нымъ и Росiя, пийшло мижъ намы видъ грекивъ. Велыку и Малу Pocciю зналы ще до татарського лыхолиття, и одынь зъ нашыхъ князивъ пидпысавсь княземъ малороссiйскимъ. У XV столитти венетъ Контарини, йидучы черезъ нашъ край зъ Луцького на Кыивъ, звавъ ёго Rossia Bassa, а въ XVI восточный патрiархъ выдавъ середъ насъ грамату, звучы нашъ край Малою Россiею. Назвы Русь нихто въ насъ не однимавъ, навить и ляхъ: винъ перевертнивъ нашыхъ тытуловавъ зъ початку и до кинця Руссю. Москаль, дакъ сей велычався обладателемъ всiеи Руссiи ще тоди, якъ насъ ляхы водылы за носа и нахылялы пидъ свою волю за чуба. Що ляхъ урвавъ зъ нашого предковичного займыща пидъ часъ Хмильныщыны и руины, те винъ и доси зве Руссю, дарма що вона давно вже обросла лядськымъ мясомъ, та руська кисть, которою велычались Кисели и tutti quanti. Мы, одни мы, покынули, чы занедбалы свою предкивсьву назву. Повтикавшы одъ Хмильнычанъ у Харьковщыну, Вороныжчыну и т. д., велычали мы себе татарською назвою козакы, а свiй край и въ новыхъ слободахъ, и въ давнихъ займыщахъ звалы польскымъ словомъ Ukraina (по Россiйски Украйна) и плакалысь надъ симъ словомъ, неначе въ прыказци Богъ надъ ракомъ. Теперъ мы бачимо, що зъ давнихъ - давенъ булы риднымы зъ Руссю московською и вирою, й мовою, черезъ те й наличуете Вы насъ по московськыхъ державахъ до 40 миллiоновъ. Розлучывъ насъ изъ ными Ляхъ, кохаючысь у козакахъ поты, покы воны его спалыли й заризалы, а недопалену й недоризану Ляхву пiймала за чубъ правою рукою Москва, держучы ливою за чуба жъ такы козака. Навить хохломъ зве насъ Москаль черезъ те, що мы взялы на себе образъ и подобiе свого наставныка Ляха".
Из писемъ П.А. Кулиша къ С. Д. Носу.
Вот действие политического проекта - украинства.
Вы хоть немножко читайте... меньше фантазируйте.