«Приступая к исследованию судеб этнического самосознания восточных славян в XIII–XV вв., следует прежде всего выяснить, в какой мере круг этих понятий оставался характерным для составителей летописных текстов последних десятилетий XII – начала XIII в. Термин "Русь" употреблялся летописцами в двояком значении: как обозначение особого древнерусского народа (синонимом в данном случае может быть словосочетание "язык русский") и как обозначение страны, государства (в этом случае синонимом являлось словосочетание "Русская земля"). Термин "Русь" как обозначение страны употреблялся в двух разных значениях: более узком и более широком. В более узком первоначальном он относился к району Среднего Поднепровья – территориям Киевского, Черниговского и Переяславского княжеств, первоначальному ядру Древнерусского государства. В более широком – ко всему Древнерусскому государству, ко всей территории, заселенной восточными славянами. В кругу понятий, производных от термина "Русь" и с ним связанных, следует назвать еще термин "князи русские", обозначавший совокупность членов княжеского рода Рюриковичей, в чьих руках находилась власть над территорией Руси. К особенностям статуса "Руси" в узком смысле следует отнести то, что каждая из линий рода Рюриковичей имела формальное право на обладание какой-то долей ("причастьем") этой Русской земли.
На более низком уровне этническая территория восточных славян делилась на отдельные "земли", находившиеся, как правило, во владении отдельных ветвей княжеского рода, сохранявших, несмотря на междукняжеские разделы, сравнительно устойчивое политическое единство. "Земли" эти, если даже они сложились на базе этнической территории отдельных восточнославянских племенных союзов (как Полоцкая или Смоленская земли), представляли собой по сути новые политические образования, население которых уже утратило представление о своей генетической связи с этими племенными объединениями. Последние обозначения населения той или иной территории по их племенной принадлежности встречаются в источниках середины XII в. Преобладающим (а затем и единственным) со второй половины XI в. способом обозначения принадлежности населения той или иной земли становилось название, производное от названия административного центра данной земли (так называемые урбанизованные политонимы): "ростовцы", "новгородцы", "галичане" и т.д. В этих названиях, разумеется, отражалось сознание не этнического, а территориально-политического единства. Именно такое их понимание подтверждает и тот факт, что население более мелких единиц – отдельных уделов или административных округов, входивших в состав "земли", – обозначалось подобным же образом.
Количество "земель" было сравнительно небольшим: Киевская, Черниговская, Переяславская и Рязанская – на Юго-Востоке; Галицкая и Волынская – на Юго-Западе; Полоцкая, Смоленская, Новгородская – на Северо-Западе; Ростово-Суздальская – на Северо-Востоке.
Для конца XII – первой трети XIII в. есть возможность проследить функционирование этой уже традиционной системы понятий в разных древнерусских центрах: в Ростовской земле, в Новгороде и на юге в Киеве (по летописи Рюрика Ростиславича, лежащей в основе киевской части Ипатьевской летописи)
4
.
Изучение текста Ипатьевской летописи последней четверти XII в. позволяет без труда выявить в ней использование всего круга традиционных для древнерусской традиции понятий: и употребление термина "Русь" в значении одновременно народа и государства, и обозначение территории, занятой "Русью", как "Русской земли", и называние членов правящего рода "князьями русскими", наконец, присутствует в этом тексте и представление о "Руси" как комплексе территорий на русском Юге, противопоставленном другим восточнославянским землям.
Однако в использовании этих понятий можно выделить две противоположные тенденции. Одна из них – тенденция к сужению понятия "Русская земля" до рамок собственно Киевской земли. Так, уже в летописной записи под 1180 г. говорится о планах князя Святослава Всеволодовича выгнать с Киевщины смоленских князей Давыда и Рюрика Ростиславичей, и в связи с этим летописец вкладывает в уста князя слова "приимоу един власть Роускоую". Позднее, когда Рюрик и Святослав Всеволодович достигли соглашения, Рюрик "състоупи ему старейшинства и Киева, а себе возя всю Роускую землю". Соглашение не касалось ни Черниговской земли, где сидели родственники Святослава Всеволодовича (брат и племянники), ни Переяславля Южного, находившегося во владении суздальской ветви рода Рюриковичей. Таким образом, "вся Русская земля" летописи и в данном случае отождествляется с территорией Киевщины. То же следует и из летописной записи о вокняжении Рюрика в Киеве после смерти Святослава: "и обрадовася вся Роуская земля о княжении Рюрикове – кияне, и крестьяни, и поганыя". Наконец, в этой связи можно напомнить о последовавшем несколько позже обращении Всеволода Большое Гнездо к тому же Рюрику: "сидел еси в Киеве, а мне еси части не учинил в Рускои земли". И далее Всеволод разъяснял свои требования конкретнее: "а то Киев и Роуская область, а кому еси в ней часть дал, с тем же ей блюди и стережи". В соответствии с этим для летописца "князи роустии" – это прежде всего соправители, совместно владеющие Киевщиной Святослав Всеволодович и Рюрик Ростиславич, а выступления их в поход вместе с "братьею" летописец обозначает формулой "совокупившеся вси князи Роуские”
5
. Таким образом, летописец, работавший в Киеве, отождествляет "Русскую землю" прежде всего со своей, Киевской землей, а ее князей с "русскими" князьями.
В том же тексте можно, однако, обнаружить и следы противоположной тенденции, когда термины "Русская земля", "Русь", "русские" неоднократно прилагаются к тем восточнославянским землям, которые первоначально в состав "Руси" не входили. Так, в некрологе новгородскому князю Мстиславу Ростиславичу, совершавшему из Новгорода успешные походы на "поганых" – эстов, указывалось, что он "всегда бо тосняшеться умрети за Роускую землю и за хрестьяны, егда бо видеша хрестьяны полонены от поганых". В помещенной под 1186 г. записи о походе Всеволода суздальского на волжских болгар встречаем указание, что болгары не смогли оказать сопротивления "видевши множьство Роуских полков", а ниже читаем, что "поможе Бог Руси и победиша я"
6
. Можно было бы думать, что эти высказывания восходят к новгородскому или владимирскому источникам киевского свода, но в Новгородской I летописи нет вообще некролога Мстиславу Ростиславичу, запись о походе Всеволода в Ипатьевской летописи, как показывает ее сравнение с Лаврентьевской, действительно восходит к владимирскому источнику, но интересующие нас выражения в нем не читались (судя по тексту Лаврентьевской), и в них можно видеть следы работы киевского редактора
7
.
Аналогичные черты повествования можно обнаружить и в рассказах о событиях, происходивших в юго-западной Руси. Рассказывая о реакции венгров, занявших Галич, на попытку галичан призвать на стол представителя местной княжеской ветви Ростислава Берладника, летописец отметил, что венгры начали "насилье деяти", узнав, что галичане "ищють себе князя Роускаго". Можно отметить и рассказ о битве Романа Мстиславича волынского в 1195 г. с польскими войсками: "и оударишася ляхове с Русью и потопташа Ляхове Русь"
8
. Все это несомненные свидетельства сохранения представления о "Руси" как территории, занятой особым народом "Русью" – восточными славянами. То, что следование такой традиции четко выявляется именно в южнорусской летописи, не удивляет, так как именно в Киеве при создании "Повести временных лет" впервые было четко сформулировано представление о "Руси" как особом народе – совокупности всех восточных славян, живших на территории Древнерусского государства. Общая черта этих сообщений та, что Волынская, Новгородская или Ростовская земли становятся для летописца "Русью” тогда, когда речь идет об их конфликтах с иными соседними народами: язычниками Прибалтики, волжскими болгарами, поляками. По-видимому, именно факты конфронтации такого рода служили одним из стимулов для того, чтобы представление о единстве "Руси" как особого этнополитической) целого продолжало сохраняться.
4
Галицкую часть Ипатьевской летописи, хотя она и содержит описание событий с начала XIII в., есть основания считать целостным текстом, написанным в середине XIII в. (подробнее об этом см.:
Ужанков А.Н. "Летописец Даниила Галицкого": редакции, время создания // Герменевтика древнерусской литературы. М., 1989. Сб. 1: XI–XVI века). Поэтому было бы неосторожно использовать этот текст для характеристики представлений древнерусского общества в период, предшествовавший татаро-монгольскому нашествию.
5
ПСРЛ. М., 1962. Т. 2. Стб. 615, 624, 681, 683, 652.
6
Там же. Стб. 610, 625–626.
7
НПЛ. С. 36, 226; ПСРЛ. М., 1962. Т. 1. Стб. 389–390.
8
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 663, 687» (Флоря Б.Н. Исторические судьбы Руси и этническое самосознание восточных славян в XII‒XV веках (к вопросу о зарождении восточнославянских народностей) // Этническое самосознание славян в XV столетии / Отв. ред. Г.Г. Литаврин. М.: Наука, 1995. С. 11‒14, 35).
Ссылка для скачивания. Это лишь фрагмент. Читайте всю статью целиком.
Страниц: 
Украина (Прочитано 273051 раз)