7. Шлецер против Рудбека
Может сложиться впечатление, что часто поминаемый Грот «рудбекианизм» является неким идеологическим жупелом, наподобие приснопамятного «менделизма-вейсманизма-морганизма». Но это не так: данный термин употребляется в западноевропейской историографии. Под ним понимают совокупность шовинистических мифологем, внедренных в историю и филологию Улофом Рудбеком. В России эта проблематика не привлекала особого внимания, что позволило Грот выступить в качестве первооткрывательницы и разоблачительницы рудбекианизма. Большая часть того, что пишет Грот о негативном воздействии Рудбека на научную мысль Европы, соответствует действительности. Однако критика рудбековских фантастических этимологий отнюдь не представляет собой чего-то нового: она началась уже в XVIII столетии. И одним из первых и самых яростных критиков Рудбека был отец-основатель русской исторической науки и русского
Хотя Грот и указывает на использование понятия «рудбекианизм» Шлецером, но делает это мимоходом, в придаточном предложении, и тут же приписывает себе введение этого понятия в научный обиход [Грот 2013: 37]. Понятно, почему Грот избегает подробностей: упоминание о критике Шлецером «рудбекианизма» немедленно торпедирует сколоченную ею концепцию российского норманизма как наследника шовинистических фантазий Рудбека.
Вместо того, чтобы клеймить норманистов как проводников идей рудбекианизма в России, следовало бы не полениться перечитать шлецеровского «Нестора». В этой эпохальной работе Шлецер, помимо прочего, резко отзывается об «исландских бреднях» и удивляется, что «легковерные собиратели и переписчики сказок 13, 14 и 15 веков ссылаются даже на недавних писателей (16 и 17 стол., Кранца, Олая Магнуса, Иоанна Готтуса, Понтануса, Преториуса, Рудбека и пр.), не размышляя о том, что для истории нужно знать, откуда последние взяли или могли взять свои известия» [Шлецер 1809: 55]. Как видим, никакого пиетета перед Рудбеком у родоначальника норманизма нет. В другом месте он пренебрежительно отзывается о рудбековских этимологических изысканиях: «Если дадут мне сотню русских имен и слов, то с помощью известного рудбековского искусства, возьмусь я отыскать столько же подобных звуков в малайском, перуанском и японском языках» [Шлецер 1809: 429].
В другом своем труде Шлецер употребляет термин «рудбекианизм», и отнюдь не в положительном смысле. Рудбекианизм для него есть поверхностная, как сейчас сказали бы, любительская этимология, засоряющая процесс подлинно научного изучения прошлого и заменяющая его мифологическими фантомами. «Наверно, половина греческой мифологии обязана своим существованием этому рудбекианизму», – сетует Шлецер в своей «Северной истории» [Schlözer 1771: 260].
Так что горячность Грот совершенно неуместна: опасность рудбекианизма давно выявлена одним из ненавидимых ею норманистов. И это закономерно, поскольку именно через норманистов пришли в Россию настоящие исторические знания и, что еще важнее, научный метод познания прошлого. Научное познание не терпит мифов, сколь бы «патриотичны» они бы не были. И потому настоящий ученый Шлецер рудбекианизм всерьез не воспринимал. А вот нынешние российские запоздалые обличители Рудбека и Магнуса сами находятся под мощным воздействием рудбекианизма, только не шведского, а отечественного. И едва ли свой, домотканый вариант мифотворчества лучше шведского. К нему вполне приложима характеристика, данная много назад лет Шлецером: «Делиус говорит, что никакая история не может представить такого бреда ученой фантазии, как шведская; но в русской царствует еще неученая фантазия, которая естественно бредит еще смешнее» [Шлецер 1809: 429].
8. Не антинорманизм, а норманофобия
К счастью, в настоящее время «неученая фантазия» в российской исторической науке не «царствует». Однако ее «бредни», сколь смешны они ни были, еще не изжиты окончательно и пользуются заметной популярностью в обществе.
https://vk.com/@uzhukoffa-normannofobiya-i-ee-fantomy