По дороге бешено мчались обозы, пешие солдаты бежали кустами. На дворе придорожной фанзы суетились бледные пехотинцы, дрожащими руками поспешно надевали вещевые мешки и прицепляли котелки. Из фанзы вышел офицер с фуражкою на затылке.

— Это что такое?! — грозно крикнул он на своих солдат.

— Вот, ваше благородие!.. Все уезжают...

— Уезжают?.. Пусть уезжают!.. А мы будем драться... Смирно!

Обозы мчались... На дороге было тесно, часть повозок свернула в сторону и скакала прямо по полю, через грядки. Из лесу вылетел на нашу дорогу артиллерийский парк. Двойные зеленые ящики были запряжены каждый в три пары лошадей, ездовые яростно хлестали лошадей по взмылившимся бокам. Ящики мчались, гремя огромными коваными колесами. Артиллеристы [451] скакали, как будто перед ними была пустая дорога, а она вся была полна обозами.

— Стойте вы, дьяволы!! Куда прете? — озлобленно кричали на артиллеристов.

Но те мчались, опрокидывая повозки. Над крутившимися обозами пронесся отчаянный крик и вдруг оборвался: дышло зарядного ящика на всем скаку ударило в голову солдата, поддерживавшего на косогоре свою повозку, он с расколотым черепом повалился под колеса. Парк промчался дальше.

То там, то здесь опрокидывалась повозка. Солдаты обрубали постромки, садились на лошадей и скакали прочь. Глаза на бледных лицах были огромные, безумные, невидящие.

А справа от нас, по широкой, отлогой лощине, навстречу лопавшимся шрапнелям шла в контратаку рассыпанная цепь. Косые лучи утреннего солнца скользили по лощине, солдаты шли в вывернутых наизнанку папахах, с винтовками в руках, с строгими, серьезными лицами. Сзади, из канавы, выглядывали штыки резервов.

Значит, есть защитники! И у всех стало легче на душе. Паника утихала. Обозы спешили, но безумие исчезло с лиц, глаза становились человеческими. Дорога повернула направо, прошла сквозь большую китайскую деревню. Лесистые горы, трещавшие выстрелами, остались назади.

Вдруг остановка. Наезжавшие сзади обозы один за другим остановились. Что такое?

Мы проехали вперед. Прямо поперек дороги стояла артиллерия.

— Нельзя ли вам немножко отъехать в сторону, чтобы пройти обозам? — просили обозные офицеры.

Артиллерийский подполковник равнодушно и высокомерно оглядывал их.

— Не могу. Жду приказа.

С десять минут все стояли. За орудиями тянулась пустынная дорога.

— А вы слышали? Обозы, которые шли за нами, все перехвачены японцами.

Опять по обозам пронеслось что-то нервное. Артиллеристы стояли неподвижно и молчаливо-насмешливыми глазами смотрели на волновавшиеся обозы. [452]

Наконец, подполковник что-то скомандовал. Батарея взъехала на горку и стала устанавливать орудия. Обозы двинулись.

Орудия постояли на горке, — вдруг видим, их снова прицепили к передкам, батарея спустилась с горки и влилась в гущу обозов.

— Повоевали! Будет! — смеялись обозные.

Вдали над полями тянулась с юга на север густая серо-желтая полоса пыли, уходившая под небо. Это была Мандаринская дорога, сплошь запруженная отступавшими.

Когда генерал не сознает своего долга, когда солдат бежит с поля сражения, когда войска целыми массами сдаются в плен, — то это не оперативные ошибки, а отсутствие той моральной подготовки, которую нужно воспитывать еще на школьной скамье, это отсутствие той основы военного дела, которую Мольтке назвал «Festigung moralischer Eigenschaften».Самсоновская армия была, в этом смысле, воистину разбита еще до сражения. Причины ее гибели мы должны искать в социальной структуре прошлого России, в основах всей ее государственной системы, в условиях ее дореволюционного быта за много лет до этих страшных дней Грюнфлисского леса.

вскоре после моего водворения в деревне,  ко мне раз пришел мужик с  просьбою  заступиться за него,  потому что у него не в очередь берут сына в школу.
    - Заступись,  обижают,  - говорит он,  - сына не в очередь в школу  требуют,  мой сын прошлую зиму школу отбывал,  нынче опять требуют.
    - Да как же я могу заступиться в таком деле?  -  спросил  я,   удивленный такою просьбою.
    - Заступись,  тебя  в  деревне  послухают.  Обидно  - не мой черед.  Васькин сын еще ни разу не  ходил.  Нынче  Васькину  сыну черед в школу,  а Васька спорит - у меня,  говорит, старший сын в солдатах,  сам я в ратниках был,  за что я три службы буду несть! Мало ли что в солдатах!  - у Васьки четверо,  а у меня один.  Мой прошлую зиму ходил,  нынче опять моего - закон ли это? Заступись, научи, у кого закона просить.