Samir Beshirli (Shah Xatai)
|
Однако то же самое нельзя сказать о многих других обширных областях страны. Так, например, тот же Йакут ал-Хамави, имея в виду, очевидно, население южной части Азербайджана, писал: «У жителей Азербайджана приветливые, румяные лица и светлая кожа. Они говорят на языках азарийя, которого другие не понимают» [356, с. 389—391] (подчеркнуто нами. — А. С.). Тем не менее в целом во второй половине XI — начале XII в. в составе населения Азербайджана уже образовалась значительная масса племен-носителей тюркоязычия, с тем, чтобы последнее постепенно превратилось в общенародный разговорный язык. Этому способствовали еще три весьма важных фактора: первый из них, как было отмечено в предыдущей главе, многообразие языкового облика Азербайджана — азери в южной части страны; арранский — в равнинных и степных районах севера; дагестанские языки.— в горных и предгорных районах; армянский в основном на юго-западе; татский и талышский — в Прикаспийской зоне, плюс к этому арабский и персидский языки официальных переписок, науки и литературы. Причем все перечисленные языки принадлежали к очень далеким друг от друга языковым семьям — кавказско-иберийским, индоевропейским и семитским, и ни один из них не мог стать «посредствующим» для всего населения страны. Кроме того, носители этих языков, например, талыши и таты, дагестанские народности испокон веков населяли насиженные ими места, вели оседлую жизнь, а потому были весьма малоподвижными. Между тем пришлые как с севера, так и с юго-востока в Азербайджан тюркоязычные племена в силу кочевого образа жизни в равной мере нуждались как в зимних, так и в летних пастбищах, а потому вынуждены были занимать более обширные пространства не только равнин и степей (зимние пастбища), но и гор (летние пастбища). Этот чисто экономический фактор, так называемое отгонное скотоводство, овцеводство, заставляло их продвигаться два раза в год от равнин к горам и обратно. Учитывая, что оседло-земледельческие села и местечки, занятые автохтонным населением, в основном были расположены именно в предгорной полосе, через которые и могли продвигаться стада тюркоязычных кочевых племен, оседлые и пришлые жители контактировали довольно тесно. Определяющим здесь фактором была необходимость обмена между ними продуктами оседло-земледельческого и кочевого скотоводческого хозяйства. Конечно, в процессе этого контактирования в пространственном отношении тюркоязычие брало верх над местными и локальными языками и постепенно превращалось в общенародный разговорный язык. К этому следует прибавить силу еще одной важной причины — политической, т. е. нахождение в этот период государственной власти почти исключительно в руках тюркоязычных племен — в начале сельджукских султанов, а затем Атабеков Ильдегизидов. Именно сочетание этих трех факторов — наличие большой массы тюркоязычных племен в составе населения Азербайджана, кочевой образ жизни и тесные контакты с автохтонным населением, и, наконец, нахождение государственной власти в руках знати этих племен привели к возобладанию тюркоязычия в Азербайджане в XI—XII вв. и его постепенному превращению в общенародный разговорный язык. Однако до превращения тюркоязычия в официальный государственный язык, в язык науки и литературы, было еще очень далеко, и для этого потребовались столетия. Это и понятно, так как ко времени притока тюркоязычных племен в Азербайджан здесь пустили крепкие корни сначала арабский, а затем постепенно сменивший его персидский языки, выполняющие функции государственного языка, а также языка науки и литературы. Причем до Х в. эти функции выполнял исключительно арабский, а затем до паралелли с ним поднялся персидский язык, который в XI—XII вв. взял верх над арабским в области ведения государственных дел и литературы, уступая ему, пока в области религии, наук и философии. Вот почему, несмотря на возобладание тюркоязычия в Азербайджане в XI—XII вв. и постепенное превращение его в общенародный разговорный язык, мы не обладаем ни одним литературным или научно-философским памятником на этом языке, относящемся к XI—XII вв. Единственным исключением, пожалуй, является эпос «Деде Коргуд», составленный позже, однако, несомненно, относящийся к этому периоду. Правда, уже во второй половине XI в. появились два литературных тюркоязычных памятника — «Диван-Лугат-ат-турки» Махмуда Кашгари и «Гудатгу билик» Йусуфа Баласагуни. Время и место появления первого из них являются спорными. Однако сомнения нет в том, что сочинение Махмуда Кашгари было написано не позднее первой половины 70-х годов XI в. Спорным является также место создания «Диван-ат-турки». Согласно одному мнению, он написан в Багдаде, а по другому, создан в Средней Азии и лишь переписан в Багдаде. «Диван-ат- турки» Махмуда Кашгара является совершеннейшим словарем. И несмотря на то, что он был создан далеко за пределами Азербайджана, носители языка — тюркоязычные племена, придя на территорию Азербайджана, занесли сюда и его язык. Вот почему несмотря на более чем девятивековый период, прошедший с того времени, и сейчас в азербайджанском языке употребляются почти в нетронутом виде многочисленные тюркские слова, запечатленные в этом памятнике. Место создания второго тюркоязычного письменного памятника XI в. «Гудатгу билик» более определенно. Автор последнего Йусуф родился и жил вначале в гор. Баласагун — столице Караханидского государства, а затем переселился в гор. Кашгар. Начал эту работу Йусуф в Баласагуне и завершил в Кашгаре (1068— 1069 гг.). Поскольку «куд»означает «счастье»,а «билик» «знание», то смысл работы означает «Осчастливливающее знание» или наука,ведущая к счастью. Наличие уже в третьей четверти XI в. в Средней Азии отмеченных двух тюркоязычных литературных памятников, откуда двинулся второй более мощный поток тюркоязычных племен в Азербайджан в середине XI в., ясно говорит о том, что племена эти, приходившие теперь с Востока в полной мере не только обладали общетюркским разговорным языком, но у них происходил уже процесс создания литературного языка [270, с. 19—20, 24, 33— 34]. Об этом убедительно свидетельствует большое количество арабоязычных, персоязычных,армяноязычных, грузиноязычных памятников той эпохи, в которых довольно часто присутствуют слова, Термины, фразы и т. д., присущие тюркскому языку. Меньше всего их было в грузинском языке, но все же они были. По мнению, например, Н. Н. Шенгелия, «сельджуки систематически вторгались в Грузию и занимали важные стратегические и административные пункты... Происходил процесс массового оседания турецких (тюркских. — А.С.) племен на территории Грузии. Пришедшие с целью грабежа сельджуки обратно уже не возвращались» [551, с. 396, 399]. Приведя данный отрывок из работы Н. Н. Шенгелия «Сельджуки в Грузии в XI в.», В. Л. Гукасян пишет: «Не случайно грузинским историкам того периода Грузия была известна под двумя названиями: Картведоба (букв.: Грузиноба) и Диди Туркоба (Великая Туретчина). Вся восточная и западная части Грузии в «Диди Туркоба» [186, с. 25]. И далее: «Об оседании огузских и кипчакских племен в Восточной Грузии свидетельствуют и этнотопонимы данной зоны: Текели (Марнеульский р-н), Мугаилы (Дманисский, Болнисский и Марнеульский р-ны), Саатды (Дманисский р-н), Аккуллар Капанакчи, Улашлы, Чанахчи, Борчалу (Марнеульский р-н ) и др.» [186, с. 25]. В грузинских источниках XI—XIII вв., по мнению В. Н. Габиашвили и М. С. Джикия, отложились такие тюркские термины, как например, аtabeg (атабек), «еlci» (посол)», «ulu» (великий), beglerbeg (беглярбей) и т. д. [186, с. 25]. Еще большее число аналогичных отложений тюркских слов мы встречаем в армянском языке. К примеру, Р. А. Ачарян считает, что история азербайджанско-армянских языковых контактов начинается с XI—XII вв., однако исконно тюркское слово аrк он находит в армянской надписи, относящейся к 996 г. (berdkaj ajgin or zkanel zrxi takne), а его другой вариант aryg — в «Повествовании Аристакеса Ластиверт- ци» (XI в.) [121, с. 13]. Относительно влияния тюркоязычия на армянский язык в XI—XII вв. крупный советский ученый- языковед Э. В. Севортян писал: «Еще до монголов в XII веке, если не раньше, армяне вступили в контакт с сельджуками, туркменами, а затем с остальными предками современных азербайджанцев и находились с ними в постоянных сношениях, нередко живя бок о бок с ними. Только повседневным общением с огузскими племенами и народами объясняется факт весьма раннего проникновения южнотюркских слов в произведения армянской средневековой литературы» [506, с. 264—265]. Иллюстрацией к сказанному относительно периода XI в. может служить второй вариант азербайджанского слова а^у^, отложившегося в сочинении XI в. «Повествовании Аристакеса Ластивертци». К этому же времени относятся топонимы Агх1 и1и1:(азерб. и1иагх — большая или древняя канава) и Агх1с1хе (азерб.: крепость, обнесенная канавой) в Восточной Грузии, указанные в грузинских источниках XI—XII вв. [121, с. 51]. Еще более обильный материал по отложению тюркоязычия мы видим в арабо-персоязычной научной и художественной литературе, созданной самими азербайджанскими учеными, поэтами и писателями до XIII в., т. е. до начала появления первых литературных произведений уже на тюркско-азербайджанском языке. Реальной иллюстрацией к сказанному могут служить рассыпанные на страницах произведений Гатрана Тебризи, Хагани Ширвани, Низами Гянджеви тюркско-азербайджанские слова. В частности, например, в стихотворениях Гатрана Тебризи фигурируют следующие слова: «даг», «таг», «атаг», «сурьма», «хан», «мунджуг», «туг», «тапанча», «хатун», «хыл», «бол», «гар», «гыр», «чоп», «чаган», «бекмез», «чувал» и др. В «Диване» Фелеки Ширвани (XII в.) мы встречаем следующие тюркоязычные слова: «даг», «авех», «баслыг», «тугра», «бейдаг», «таци», «хатун» и др. В «Диване» Хагани Ширвани лишь в одной строчке, например, употреблены два тюркоязычных слова «су», «этмэк» (вода и хлеб). Кроме того, в нем попадаются такие слова как «мала», «бейдаг», «танры», «иткин», «вушаг» («ушаг»), «тутуг» («иарда», «йыглыг» (ох), «чуха», «гундуз» (су ити), «хатун», «сурьма», «астер», «гаратычан», «гызыл», «гарагыз», «хан», «даг», «туг», «авех», «йезек», «тугра», «йараган», «акча», «танри», «ялавач» и др. Подобные же слова, например, «хатун», «вушаг», «сурьма», «чадор», «гар», «йаман», «бейраг» и т. д. мы встречаем в произведениях также поэта XII в. Мюджиреддин Байлакани. Еще большее количество тюркоязычных слов фигурируют в произведениях великого Низами (XII — начала XIII в.): «хатун», «овзан», «чалыш», «санджак», «галавуз», «кулунк», «кардек», «гырмызы», «тутуг», «алачуг», «тутмаг», «йайлаг», «ятаг», «тек», «кенд», «чирк», «тагар», «утбулум», «догбадж», «гарынджа», «Гарахан», «Корхан», «Келжин», «Ареш», «Кулиджа», «Йараг», «миянчи», «Алем», «Дивлак», «озан», «чалыш», «санджак» и т. д. [241, с. 81—82; 463, с. 141—148]. Все это ясно показывает, насколько богато отложились тюркоязычные слова, термины и фразы, а также тюркские этнонимы, ойконимы, оронимы и т. п. в научно-литературных произведениях письменных языков XI—XII вв. К этому добавим, что в произведениях Мовлана Джелаладдина и С. Веледа, написанных на фарсидском языке, содержатся более 500 бейтов на огузско-сельджукско языке [270, с. 78]. К этому же периоду относится создание в далеком Казахстане «Дивана» Ахмеда Йасави (XII в.). «В первой половине XII в. — указывает А. Е. Крымский, — в Туркестанском городе Йеси жил святой шейх Ходжа Ахмед Йасави (ум. в 1167 г.), автор очень сердечного, понятного всякому турку «Стихотворного свода мудрости» «Диван Хикмет», который его дервиши разнесли и по Малой Азии. Другой орден туркестанского происхождения — ахийский. Он, распространившись в XII в. из Туркестана по Азербайджану и Малой Азии, искусно и удачно приспособился к цеховому быту местного населения» [356, с. 225].
|