Древности Российского государства 212
Портреты. А — патриарха Филарета Никитича. Б — инокини Марфы Ивановны
Оба сии портрета, помещенные г. Бекетовым в собрании портретов знаменитых россиян (1821), давно уже выдаются за изображения родоначальников царственного дома Романовых: патриарха Филарета Никитича, в мире боярина Федора Никитича, и его супруги, великой старицы Марфы Ивановны из рода Шестовых. Их лиценачертания должны быть драгоценны для всякого русского, хотя бы они представляли какое-нибудь сходство с этими историческими лицами. Подлинники, с коих сняты сии портреты, хранятся в московской Оружейной палате; они писаны на холсте, в конце XVIII столетия, когда по догадкам и предположениям нередко давали неподписанным портретам произвольные названия и когда разные утвари приписывали то одному, то другому знаменитому лицу. На обратной стороне первого портрета написано по холсту чернилами, позднейшего почерка: Патриарх Филарет Никитич, а под ним имя художника: А. Антропов, 1772 года.
После сего, кажется, никакому сомнению не подлежало бы имя изображенного лица, если бы не противоречила его одежда и утвари, равно как и несходство с другими портретами сего патриарха.
Филарет изображен в царской утвари. На раменах его бармы, украшенные дробницами, драгоценными камнями и жемчугом и опушенные горностаевым мехом. На нем кафтан с золотным кружевом по распашке. На персях у него панагия с изображением Богоматери, какую иногда возлагали на себя и цари вместо креста. На голове у него нет ни святительской митры, ни клобука, с какими обыкновенно писаны были первосвятители. Но что всего удивительнее, волосы на голове, борода и усы подстрижены, вопреки правилам и обычаям. Хотя патриархи и поновляли волосы на голове, как значится в делах их Приказа, однако, вероятно, только гуменце согласно с обычаями греческих священнослужителей и с правилом Кормчей книги: «главу да подстригают, рекше сущее на главе гуменце». Итак, патриарх Филарет, хотя и соправитель, и отец царя, не мог быть изображен в царской утвари, а тем более с подстриженной бородой и усами.
Сличая это изображение с портретами Грузинских царей Арчила и Ираклия в селе Лыскове у князя Е.А. Грузинского, у царевича И.Г. Грузинского, в Кусковской картинной галерее у графа Шереметева, находим между ними в наряде и даже в общих чертах лица такое сходство, что портрет, выдаваемый за Филаретов, одинаков с изображением одного из царей Имеретинских. Хотя на обороте портрета в Кусковской галерее, совершенно похожего на приложенный здесь, написано по холсту старинным почерком: «Филарет Никитич, Патриарх Московский, отец Царя Михаила Федоровича», но слова сии зачеркнуты, и под ними написано: Царь Грузинский, а на ярлыке при картине читаем: «Портрет Царя Грузинского Ираклия». Если это Арчил, как полагает Муравьев, то он известен в Москве потому, что в 1683 г., принятый со всем родом в подданство российское, он приезжал к царю Московскому. Если же то действительно Ираклий, как значится и в надписи и в домовой описи, то он замечателен для нас тем, что, начав царствование свое в 1744 г., в последний раз, соединил Кахетию с Картали-нией и считался подданным Российского государства. Как бы то ни было, только это не портрет патриарха Филарета, как обнаруживает и самая одежда. Портрет в Кусковской галерее — не поясной, как в Оружейной палате, но почти коленчатый; шуба на нем, подбитая мехом, надета враспах. Сличая наряд его с описанием костюма Имеретинского царя Александра в Толочановом статейном списке 1650 г., мы не можем не заметить сходства между тем и другим. «Платье на Царе, — пишет русский посол, — было кафтан долгий, камка золотная кружевом, нашивка низана, пуговицы золотые с искры алмазными, у кафтана же ожерельице низано бурмицким жемчугом большим на двух нитях, по кафтану подпоясан тесьмою, по ней запоны золоты с каменьем искры яхонтовые и изумрудные... по верьх кафтана шуба, камка золотная на соболях, на крыло застегнута в одну завязку, да на Александре же Царе на персех крест золот большой с мощами, на золотой цепи, на голове венец с городы без опушки, о семи верхах и т.д.».
Что же касается портрета великой инокини Марфы Ивановны, в мире Ксении, то костюм на ней не монашеский, а мирской, какой употребителен был в XVII веке на Руси. Кроме четок, на пальцах руки, держащей костыль, видны два перстня. На лице ее заметны черты глубокой старости, до какой ее преждевременно довели испытанные ею горести в царствование Годунова и в смутную годину Московского государства. В таком виде обыкновенно изображают известные нам портреты — родительницу царя Михаила Федоровича, скончавшуюся за два года прежде патриарха Филарета, 27 января 1631 г., и погребенную в Новоспасском монастыре среди своих родственников — «светлейших Царских родителей».
Полбеды в том, что грузин за московитов приняли.Но, оказывается, официальный царский наряд у грузин и московитов, ещё в начале 19 века . было невозможно отличить.