upasaka писал(а) 11.08.2017 :: 19:22:41:

Это очередная ложь Упасаки. На самом деле: "Но и въ самомъ украинскомъ обществѣ было много недовольныхъ офиціальнымъ «примиреніемъ» Барвинскаго, и союзъ съ поляками въ виду старыхъ традицій борьбы былъ, дѣйствительно, чѣмъ-то противоестественнымъ" (Погодин А.Л. Славянский мир: Политическое и экономическое положение славянских народов перед войной 1914 года. М.: Тип. т-ва И.Д. Сытина, 1915. С. 178).

Кассий писал(а) 11.08.2017 :: 19:50:11:

Александр Барвинский занял место Романчука и что? "Новую эру" называли эрой Романчука и Барвинского, "иногда", как пишет Пашаева.

Кассий писал(а) 11.08.2017 :: 20:10:17:

Ага... "ходы" Погодина. Уж лучше изучить "Очерки истории русского движения в Галичине 19-20 веков"

upasaka писал(а) 11.08.2017 :: 20:18:26:

Дело в том, что галицийские русофилы XIX в. чаще всего писали на язычии (искусственный язык на основе русского, местного извода церковнославянского и тамошнего диалекта украинского).

Кассий писал(а) 11.08.2017 :: 21:25:46:

Я о Грамматике Головацкого, где он сам отметил - читайте выше.

"Галицко-русское литературно-общественное движеніе. ‒ Галиція досталась Австріи на основаніи соглашенія между тремя монархіями въ 1772 г. (1-ый раздѣлъ Рѣчи Посполитой). Многовѣковое польское господство довело этотъ край до полнаго разоренія. Въ особенности страдала восточная часть Галиціи, населенная русскимъ (малорусскимъ) племенемъ. Русское дворянство давно уже было здѣсь ополячено, хотя въ домашнемъ быту употребляло еще народный языкъ; мало-по-малу подчинилось польской культурѣ и русское купечество, и высшее духовенство. Остались вѣрны своей народности только мелкіе ремесленники, крестьяне и низшее духовенство («попы и хлопы»). Русской интеллигенціи не было въ Галиціи; не было ни высшихъ, ни среднихъ учебныхъ заведеній. На весь край едва ли можно было бы насчитать 50 приходскихъ школъ; народъ томился на панщинѣ, а болѣе сильныя духомъ и энергичныя натуры находили выходъ въ «опришковщинѣ» (гайдамачинѣ). Въ средѣ высшаго духовенства отдѣльныя личности сознавали свои обязанности по отношенію къ народу (напр., Микола Шадурскій, составившій описаніе всѣхъ приходовъ и церквей львовской епархіи, Карпинскій и др.); но это были единицы, и притомъ, по духу своего монашескаго образованія, они были чужды простонародью. Низшее духовенство къ концу XVIII вѣка дошло до крайней степени невѣжества. Епископы, въ особенности холмскіе, за плату посвящали въ священники людей еле грамотныхъ. Съ такими, единственными притомъ, представителями народа, шляхта обращалась подчасъ даже хуже, чѣмъ съ крѣпостными. Въ помѣщичьемъ домѣ обыкновенно сажали попа за отдѣльный столъ. По отношенію къ нимъ нерѣдко примѣнялось тѣлесное наказаніе. Съ своей стороны, одичавшіе священники подчасъ приставали къ разбойничьимъ шайкамъ и вмѣстѣ съ ними грабили паству. При всемъ томъ попадались, въ особенности въ убогихъ горныхъ мѣстностяхъ, священники, проявлявшіе уже въ началѣ XVIII в. національное самосознаніе. Тогда уже мы встрѣчаемъ попытки замѣнить по возможности книжный церковно-славянскій языкъ народнымъ (Иванъ Прислопскій, Ѳедоръ Поповичъ).

Немного произошло перемѣнъ и послѣ 1772 г. Марія Терезія и въ особенности Іосифъ II были противниками духовенства и шляхты и стремились облегчить положеніе русскаго народа; но ихъ дѣятельность оказалась малоуспѣшной. Въ 1774 г. М. Терезія учредила въ Вѣнѣ духовную семинарію, въ которой было 6 ваканцій для обѣихъ галицк. епархій; въ 1783 г. Іосифъ II учредилъ такую же духовную семинарію во Львовѣ, а въ 1784 г. ‒ и университетъ, съ богословскимъ факультетомъ; въ университетѣ съ 1787 года было введено преподаваніе на мѣстномъ русскомъ языкѣ. Русское населеніе начало оживать. Въ какихъ нибудь 10 лѣтъ русины успѣли занять въ университетѣ всѣ каѳедры на богословскомъ факультетѣ, занимали и многія свѣтскія каѳедры. Среди профессоровъ не было ни одного поляка. Къ сожалѣнію, среди новообразовавшейся интеллигенціи русской царилъ духъ схоластики, учености исключительно богословской. Духовенство льнуло къ шляхтѣ; новыя вѣянія конца XVIII в. были ему чужды; господствующіе предразсудки отталкивали его отъ народа и всего народнаго. Не имѣя никакихъ связей съ общерусскими литературными традиціями, галицко-русскіе ученые силились писать на церковно-славянскомъ языкѣ. Съ 1787 по 1806 г. не было издано въ Галиціи ни одной сколько нибудь замѣчательной книги или брошюры. Съ 1790 г. антинародное настроеніе высшихъ классовъ особенно усиливается; польскій языкъ, польскій лоскъ являются внѣшними выраженіями «благородныхъ» шляхетскихъ взглядовъ. Высшее духовенство, руководимое Римомъ, поощряло эту полонизацію; оно настолько ополячилось, что, когда въ 1806 г. преподаваніе на русскомъ языкѣ въ львовскомъ университетѣ было прекращено, то никто изъ русиновъ не жалѣлъ объ этомъ. Постепенно іезуитско-шляхетское направленіе стало охватывать и низшее духовенство. Когда во Львовѣ была учреждена митрополичья каѳедра, уніатская церковь окончательно подпала вліянію Рима и іезуитовъ. Австрійское правительство оказывалось неспособнымъ прійти на помощь мѣстному населенію, котораго, притомъ, оно совершенно не знало, опасаясь только его родства съ русскимъ народомъ. Еще въ началѣ этого столѣтія оффиціальный австрійскій историкъ Энгель энергично полемизировалъ съ русскимъ генераломъ Тутолминымъ, отстаивавшимъ единство русскаго племени. Оффиціальными представителями галицко-русскаго народа являлись митрополиты, но ни одинъ изъ нихъ не былъ истиннымъ защитникомъ народа. Съ 1809 до 1813 г. въ восточной Галиціи не вышло ни одной книги, ни одной даже азбуки. Первые проблески жизни обнаружилисъ на самой западной границѣ восточной Галиціи, въ Перемышлѣ, гдѣ видную роль въ это время игралъ ученикъ Копитара, каноникъ Иванъ Могильницкій, ревностно занимавшійся народнымъ образованіемъ. Онъ первый въ Галиціи пришелъ къ мысли о необходимости общества для изданія и распространенія популярныхъ книгъ въ народѣ. Въ этомъ смыслѣ имъ и былъ составленъ уставъ общества (Societas presbyterorum ritus graeco-catolici galicensium). Книжки предполагалось издавать «sermone vulgari» (на народномъ языкѣ); языкъ народный долженъ былъ, однако, быть сглаженъ и очищенъ отъ излишней грубости. Трудно сказать, насколько искренне, насколько по наивности составители, между прочимъ, ставили своей цѣлью «стараться вызвать въ крестьянахъ любовь къ своимъ помѣщикамъ». Уставъ былъ утвержденъ императоромъ, но не получилъ санкціи въ Римѣ. Между тѣмъ, австрійская администрація всецѣло перешла на сторону поляковъ. Галицкій губернаторъ баронъ Ганеръ, подъ вліяніемъ латинскаго епископа Анквича, впервые пускаетъ въ ходъ слово «сепаратизмъ» и для устраненія опасности рекомендуетъ замѣнить кириллицу латинскимъ алфавитомъ. Съ 1816 до 1830 г. всего въ вост. Галиціи было напечатано только 36 книгъ (12 церковн., 16 азбукъ, 3 стихотвор., между прочимъ ода ‒ Державина, каталоги, словари и пр.). Экономическое положеніе крестьянства тоже ухудшилось за это время. Ганеръ произвелъ новый передѣлъ земель въ Галиціи: крестьянскіе надѣлы были уменьшены, общественные лѣса и луга отобраны въ пользу помѣщиковъ. Галиція не могла, однако, остаться чуждой тому общему оживленію, которымъ было охвачено славянство въ эпоху такъ называемаго славянскаго возрожденія (1820‒30). Началось движеніе и среди поляковъ, появились тайныя общества среди львовской молодежи (В. Хлэндовскаго, будущаго историка Шайнохи). Начались споры въ вѣнской семинаріи между воспитанниками поляками и русинами. Питомецъ этой семинаріи, будущій митрополитъ, Литвиновичъ, пишетъ на товарищей полонофиловъ доносы австрійскому правительству. Кто-то съ русской же стороны сочиняетъ стихотворный памфлетъ: «Кто ляхъ ма страхъ». Въ львовской семинаріи идутъ горячіе споры ‒ помогать или нѣтъ полякамъ въ возстаніи. Среди воспитанниковъ ея возникаетъ тайное общество, съ Маркіаномъ Шашкевичемъ, Я. Головацкимъ и Ив. Вагилевичемъ во главѣ. Цѣль его ‒ возрожденіе русской народности, борьба противъ полонизма, созданіе литературы на народномъ языкѣ. Кружку Шашкевича были извѣстны нѣкоторыя произведенія украинофильской литературы того времени, а также польской и другихъ славянскихъ народовъ. Молодежь зачитывалась «Энеидой» Котляревскаго, «Краледворской рукописью», поэмами Мальчевскаго, Гощинскаго, Залѣсскаго, распѣвала народныя пѣсни. Члены кружка, будущіе священники, клялись говорить проповѣди не по-польски, а по-русски. Ho сила предразсудковъ была такъ велика, что долго еще не рѣшались молодые патріоты произнести съ каѳедры хотя бы нѣсколько словъ по-русски. Первымъ произведеніемъ на народномъ языкѣ является стихотвореніе Шашкевича въ честь императора Франца I, по случаю его именинъ. Отличительной особенностью галицко-русскаго возрожденія является его полная лояльность и крайній сервилизмъ по отношенію къ правительству. Кружокъ Шашкевича издалъ сборникъ: «Русалка Днѣстровая», въ которомъ мы находимъ оригинальныя стихотворенія членовъ кружка и первыя попытки перевода Евангелія на народный языкъ. «Русалку» пришлось печатать въ Пештѣ; несмотря на вполнѣ невинное содержаніе этого литературно-этнографическаго сборника, львовское духовенство осудило его, какъ крайне преступную и революціонную затѣю. Вмѣшались власти. «Русалка» была конфискована, нѣкоторые члены кружка Шашкевича попали подъ судъ и приговорены къ заключенію въ Шпильбергѣ. Хотя Головацкій, Шашкевичъ и Вагилевичъ и не понесли такой же тяжкой кары, но зато подверглись систематическимъ преслѣдованіямъ «св. Юра», монастыря, по выраженію Головацкаго, «осинаго гнѣзда», въ которомъ жили львовскій митрополитъ и его приближенные. Вагилевичъ долженъ былъ принять лютеранство и умеръ почти что съ голоду. Шашкевичъ дожилъ только до 32 лѣтъ. Также много выстрадалъ за любовь къ народу Степ. Григоровичъ, который еще раньше Шашкевича радѣлъ о народѣ и, между прочимъ, въ 1825 г. устроилъ народную школу, гдѣ самъ занимался преподаваніемъ, несмотря на преслѣдованія сосѣднихъ помѣщиковъ. Кружокъ Шашкевича былъ разгромленъ, члены разсѣялись по деревнямъ и до 1846 г. снова все притихло въ Галиціи. Оставался одинъ Яковъ Головацкій, который, подъ прикрытіемъ своего брата Ивана, свѣтскаго человѣка (медика), издалъ сборникъ «Вѣнокъ Русинамъ на обжинки», посвященный сербскому митрополиту Раячичу, такъ какъ русскій уніатскій митрополитъ не принялъ «Вѣнка». Головацкому же принадлежитъ замѣчательная во всѣхъ отношеніяхъ статъя въ «Slavische Jahrbücher» за 1846 г.: «Die Zustände der Rusinen in Galicien», въ которой смѣло, горячо и правдиво изображено положеніе Галиціи. Г. указываетъ, между прочимъ, что австрійскому правительству нечего опасаться симпатій къ Россіи со стороны русскаго населенія; напротивъ, ей сочувствуютъ паны-крѣпостники, недовольные мѣрами, направленными къ облегченію крѣпостной зависимости галицкихъ крестьянъ. Головацкій требовалъ принятія мѣръ для поднятія средняго класса, освобожденія крестьянъ отъ эксплуатаціи шляхты и евреевъ и прижимокъ австрійской бюрократіи. Эта статья была немедленно конфискована. Тѣмъ не менѣе она была переписана въ сотняхъ экземпляровъ львовскими семинаристами и произвела весьма сильное впечатлѣніе въ краѣ. Между тѣмъ еще въ началѣ 1846 года въ нѣсколькихъ уѣздахъ западной Галиціи произошла извѣстная рѣзня польскихъ помѣщиковъ польскими же крестьянами (мазурами). Когда въ 1848 г. въ Вѣнѣ вспыхнула революція, губернаторъ Галиціи графъ Фр. Стадіонъ, человѣкъ замѣчательнаго государственнаго ума, издалъ (18 апр.) манифестъ о полномъ уничтоженіи панщины въ Галиціи, съ цѣлью привлеченія крестьянства на сторону правительства. Онъ рѣшилъ также противупоставить ненадежному въ австрійскомъ смыслѣ польскому населенію русское населеніе, пользуясь традиціонной враждой обѣихъ народностей. 2 мая 1848 г. былъ созванъ съѣздъ представителей русскаго народа для основанія «Головной русской рады». Въ залахъ того же монастыря св. Юрія, откуда вышли преслѣдованія кружка Mapкіана Шашкевича, выслушано было стихотвореніе Н. Устіановича, посвященное памяти издателя «Русалки» и почтена его память вставаніемъ. Особенно сильное патріотическое возбужденіе охватило собравшихся, когда они услышали на одномъ изъ засѣданій «Головной рады» заявленіе депутата, присланнаго польскимъ революціоннымъ комитетомъ, о намѣреніи воскресить Польшу въ прежнихъ границахъ, такъ чтобы и Галицкая Русь входила въ ея составъ. Собраніе пришло въ негодованіе; послышались восклицанія: «не може бути Польща въ давныхъ границахъ; русины вже нѣколи (никогда) до Польщи не хотятъ належати»!

Въ 1859 г. совсѣмъ было замолкшая галицко-русская интеллигенція переполошилась вновь, по поводу попытки Голуховскаго замѣнить славянскій шрифтъ латинскимъ. Появляется нѣсколько филологическо-публицистическихъ статей и крайне жалкій въ литературномъ отношеніи сборникъ произведеній 50 русинскихъ писателей: «Зоря Галицкая яко альбумъ» (1860), посвященный «митрополиту и барону Яхимовичу», тому самому, который осудилъ на съѣздѣ епископовъ 1849 г. народность, какъ остатокъ язычества. Достойна вниманія здѣсь только статья о. Лисяка, который вспомнилъ наконецъ о народѣ и писалъ «о поддерживаньи народнаго образованія посредствомъ молодечихъ братствъ», имѣя въ виду, однако, привлечь покрѣпче народъ «до церкви, до крылоса, та передъ казальницю». Между тѣмъ неудачная война въ Италіи побудила австрійское правительство къ нѣкоторымъ либеральнымъ уступкамъ. Съ самаго начала 1861 г. былъ возстановленъ во Львовѣ сеймъ, куда явились довольно значительной группой и представители крестьянства. Г.-русская интеллигенція лицомъ къ лицу встрѣтилась съ крестьянской массой, представительницей которой считала себя; волей-неволей она должна была сдѣлаться народнической. Въ этомъ смыслѣ огромное и благотворное вліяніе оказало широкое освободительное народолюбческое движеніе начала 60-хъ годовъ въ Россіи, достигшее наконецъ и Галичины, черезъ украинофильство. Хлопоманы и украинофилы съ энергіей принялись за дѣло образованія народа: возникла популярная литература, были устраиваемы воскресныя школы и пр. Впервые въ 1861 г. галичане познакомились съ произведеніями Шевченка. Они вызвали среди русиновъ необыкновенный подъемъ національнаго чувства. По счастливой случайности около этого же времени появились произведенія талантливаго и притомъ свѣтскаго писателя, народнаго поэта О. Федьковича. Впервые галицко-русская интеллигенція перестаетъ въ общественной жизни говорить по-польски, пытается заговорить по-русски и въ домашней жизни. Б. Дѣдицкій принимается за изданіе на малорусскомъ языкѣ политической газеты «Слово»; болѣе горячая молодежь издаетъ журналы: «Вечерницы», «Мета», «Нива», «Русалка». При «Народномъ домѣ» возникаетъ первая читальня: «Русска бесѣда»; въ 1864 г. основывается театръ; вновь вспоминаютъ о необходимости популярной литературы. При «Словѣ» выходятъ прибавленія для народа; съ 1863‒64 г. Шеховичъ издаетъ «Письмо до Громады», а И. Гушалевичъ ‒ газету «Домъ и Школа». Въ центрѣ галиційскаго общественнаго движенія попрежнему оставался, однако, «св. Юръ», т. е. митрополитъ и его консисторія, дѣйствовавшіе болѣе или менѣе въ духѣ іезуитизма. «Св. Юръ» недоброжелательно глядѣлъ на новое движеніе, заподозривая его то въ нигилизмѣ и атеизмѣ (Шевченко вѣдь написалъ «Гуса»), то въ симпатіяхъ къ православію. Галицкіе дѣятели 60-хъ годовъ были ничуть не лучше дѣятелей 48-го года и даже отчасти хуже: вліяніе Баховской реакціи не могло пройти безслѣдно. Изъ украинофильства были взяты худшія его стороны: тоска по «колышней славѣ», мечты о самостоятельной «гетманіи», сладкія надежды на политическую особность и независимость, смѣшное увлеченіе казачествомъ, котораго совершенно не знала исторія Червонной Руси. Галицкіе украинофилы въ вопросѣ о языкѣ не усвоили себѣ разумный принципъ пользованія народной рѣчью, какъ могущественнымъ орудіемъ широкаго распространенія просвѣщенія въ массѣ, хотя бы только при помощи популярной литературы; они не обратились къ своему галицкому нарѣчію, потому что это былъ языкъ «хлоповъ». Они вполнѣ искусственно пробовали писать языкомъ русскаго украинофильства (довольно отличнымъ отъ галицко-русскаго нарѣчія) ‒ безспорно потому только, что это былъ языкъ «благородный», имъ говорили не только мужики, говорило когда-то гетманство, и теперь еще отчасти употребляетъ его дворянство. Такимъ образомъ украинофильскій языкъ на галицкой почвѣ былъ явленіемъ искусственнымъ, наноснымъ.

Съ 1861 по 1871 годъ русскіе политики въ Галиціи попрежнему забрасывали центральное правительство адресами, петиціями, ходатайствами. Но всѣ ихъ просьбы были строго чиновничьяго и духовнаго характера: ходатайствовали о предоставленіи митрополиту русскому чина тайнаго совѣтника, объ увеличеніи жалованья, новыхъ епископскихъ каѳедрахъ и т. п. Когда министерствомъ Шмерлинга выработанъ былъ проектъ устройства галицкаго сейма, галицкіе политики выразили Шмерлингу довѣріе, хотя вслѣдствіе этого проекта русины въ сеймѣ остались въ меньшинствѣ. Крупной земельной собственности и капитала, этихъ двухъ крупныхъ современныхъ силъ, нѣтъ у русиновъ. Центральное правительство, желая создать для себя прочное конституціонное большинство и опираясь на дворянство и отчасти буржуазію, должно было искать помощи у поляковъ, а не у русиновъ. Несмотря на всю ихъ «преданность», русины, съ установленіемъ конституціоннаго порядка, были рѣшительно и безповоротно «пожертвованы» полякамъ («wir haben ihnen die Ruthenen geöpfert» ‒ слова министра Гербста). Поляки провозгласили: «Niema Rusi», признавъ только особую разновидность поляка: «gente Ruthenus, natione Polonus»: народъ не зналъ интеллигенціи и не могъ оказать ей поддержку нравственную и политическую. Депутатами въ сеймъ отъ крестьянскихъ округовъ сплошь и рядомъ являлись помѣщики, страхомъ и подкупомъ, а также обѣщаніемъ мелкихъ услугъ, пріобрѣтавшіе голоса сельскихъ избирателей. Депутатъ-священникъ оперировалъ на стрункѣ «патріотизма» и религіозности крестьянъ, не добиваясь въ сеймѣ никакихъ реальныхъ выгодъ для крестьянскаго населенія и хлопоча преимущественно о своихъ интересахъ; депутатъ-помѣщикъ тоже хлопоталъ о своихъ интересахъ, зато охотно давалъ за избирательный голосъ теленка и даже цѣлую корову, лѣсъ на постройку и т. д. При такихъ условіяхъ число русскихъ депутатовъ въ сеймѣ все падало, и, наконецъ, въ 1873 г. на скамьяхъ сейма оказалось только 3 русскихъ депутата.

Лишенная съ 1866 года поддержки правительства, гал.-рус. интеллигенція не отказалась отъ игры въ политику; обходя медленный и тяжелый, но вѣрный путь работы въ средѣ народа и созиданія себѣ тамъ почвы, большая часть ея рѣшила искать поддержки тамъ, гдѣ существовали не только крестьяне, но и высшіе классы ‒ въ Россіи. Новый политическій маневръ немедленно получилъ свойственную всѣмъ галицкимъ общественнымъ движеніямъ своеобразную этнографическую окраску. Недавній украинофилъ Б. Дѣдицкій пишетъ брошюру: «Въ одинъ часъ малорусину выучитися по-великорусски», и засимъ его газета «Слово» высказывается въ смыслѣ не только полнаго единства, но и полнаго тожества всѣхъ частей русскаго племени. Извѣстная часть нашего общества довѣрчиво отнеслась къ этимъ новымъ «общеруссамъ» и стала оказывать имъ значительную матеріальную помощь. Другая часть оказалась болѣе благосклонной, хотя и не съ большимъ основаніемъ, къ тѣмъ, кто остался вѣренъ старой формулѣ 1848 г. Наступилъ полный и окончательный разрывъ между двумя партіями: украинофилами или «народовцами» и «москалефилами». Разрывъ этотъ, крайне вредный для народа, вызвалъ сильное междуусобіе въ средѣ галицкаго общества, сопровождаемое взаимнымъ ожесточеніемъ, интригами съ обѣихъ сторонъ, доносами, подкупомъ, предательствомъ ‒ всѣмъ тѣмъ, на что только способно темное полуграмотное общество, не усвоившее себѣ азбуки общественныхъ отношеній, забитое и запуганное и, вдобавокъ, въ конецъ растлѣнное вѣками іезуитскаго воспитанія. Междуусобіе это длится и до нашихъ дней, и хроника его полна самыми невѣроятными фактами.

Въ политическомъ отношеніи за это время также было сдѣлано немного; борьба партій изъ-за вопросовъ филологическихъ мѣшала сплоченности дѣйствій на сеймѣ, гдѣ польское большинство соглашалось на уступки только подъ условіемъ признанія всѣми русинскими партіями своей этнографической особности. Единственныя уступки, какихъ добились русины за это время, ‒ небольшая субсидія «Просвітѣ», русскому театру, журналу «Учитель», три-четыре каѳедры въ университетѣ и классическая гимназія во Львовѣ, сдѣлавшаяся главной твердыней «народовцевъ». Возрастала зато литературная производительность партій. Съ 1866 г. органомъ народовцевъ является «Правда» и отчасти «Основа». Съ небольшими перерывами «Правда» просуществовала до 1880 г.; въ ней помѣщали свои произведенія и русскіе украинофилы; въ ней же былъ напечатанъ важный протестъ русскихъ украинофиловъ противъ ультрамонтанскаго направленія политики «народовцевъ». Кромѣ того, выходили «Учитель», «Ластівка», «Сіонъ русскій», «Рада русска», «Наука», «Читальня», «Русь» ‒ органъ полонофильской фракціи «народовцевъ», съ Лавровскимъ во главѣ. По мѣрѣ роста свѣтской интеллигенціи росли и силы «народовской» партіи; ея члены дѣятельно хлопотали надъ созданіемъ педагогической литературы преимущественно для средней школы (гимназій и семинарій), занимались переводомъ произведеній европейскихъ писателей на малорусскій языкъ, и хотя въ общемъ выборъ былъ крайне плохъ, но все же галицкая литература обогатилась нѣсколькими томами сочиненій Диккенса, Гоголя, Достоевскаго, Тургенева, Щедрина, Л. Толстого, Даля, Пыпина и др. Народовцамъ, какъ и «москалефиламъ», реализмъ въ литературѣ все еще кажется чѣмъ-то зазорнымъ, «нигилистическимъ». Современная русская литература (1850‒1880) и до сихъ поръ имъ неизвѣстна или мало понятна. Съ начала 1880-хъ гг., благодаря главнымъ образомъ, молодымъ силамъ, «народовцы» занимаютъ первенствующее положеніе среди галицко-русскихъ партій. Талантливый, хотя и безъ опредѣленныхъ принциповъ, публицистъ В. Барвинскій организуетъ, при содѣйствіи и москалефиловъ, рядъ народныхъ «вѣчъ», основываетъ и удачно ведетъ существующую и донынѣ газету «Дѣло». Для народа народовцы издаютъ газету «Батькôвщина», для школы ‒ «Шкôльна Помôчь», «Педагогична часопись», для дѣтей ‒ «Дзвôнокъ»; органомъ изящной словесности являются «Зоря», рядъ альманаховъ («Ватра», «Днѣстрянка», календари «Просвіты»). Въ области научной слѣдуетъ отмѣтить труды О. и А. Огоновскихъ, Партицкаго, Верхратскаго, Целевича, Пулюя, Смаль-Стоцкаго, Коцовскаго, «Историческую библіотеку» Барвинскаго и др. Политическими органами москалефиловъ служили сначала «Слово» и «Новый Проломъ», а съ конца 80-хъ годовъ ‒ «Червоная Русь», недавно переименованная въ «Галицкую Русь». Литературная производительность ихъ меньше украинофильской. У староруссовъ преобладаетъ археологическая ученость (труды Шараневича, Петрушевича, Дѣдицкаго, Головацкаго, «Галицко-русская библіографія» ‒ почтенный трудъ Ив. Левицкаго, и пр.). Ни та, ни другая партія не создали ни одного сколько-нибудь выдающагося писателя-художника. Среди староруссовъ можно указать только на одного Іеронима Анонима; но его талантъ зачахъ вслѣдствіе неестественныхъ условій развитія литературы и языка въ какія поставили себя староруссы. Изъ поэтовъ украинофильской партіи (Маслякъ, Устіановичъ, Данило Млака, В. Барвинскій, Згарскій) ни одинъ не написалъ ничего талантливаго и интереснаго: украинофильство перестало быть прогрессивнымъ движеніемъ. Даже такой истинный поэтъ, какъ Федьковичъ, сталъ писать совершенно слабыя вещи, когда подчинился, одно время, вліянію украинофильства. На смѣну идетъ новое, свѣжее движеніе, возникшее изъ среды самого народа, подъ вліяніемъ болѣе основательнаго и глубокаго знакомства съ русской литературой. Знакомствомъ съ русск. литературой галичане обязаны всего больше тѣмъ немногимъ лицамъ, которыя одинаково отрицательно относились къ обѣимъ галицкимъ партіямъ, въ особенности глубокому знатоку галицкихъ общественныхъ отношеній, автору предисловія къ повѣстямъ Федьковича, Украинцу, написавшему рядъ статей о русской литературѣ въ «Правдѣ», «Другѣ» и др. изданіяхъ; ему же (M. Т-въ) принадлежатъ лучшія въ русской литературѣ статьи по галицкой литературѣ и исторіи общественныхъ отношеній въ Галиціи («Вѣстн. Евр.», 1872‒1873 г.; «Дѣло», 1881 г., окт.). Молодежь убѣдилась, наконецъ, въ необходимости оставить праздные «языковые» споры. Она поняла, что въ русской части Галиціи не можетъ быть партій въ европейскомъ значеніи этого слова, такъ какъ существуетъ только простой народъ; поддерживать русскую народность въ Галиціи, значитъ поддерживать крестьянство, ‒ а русская литература можетъ научить любви къ народу и самоотверженной дѣятельности на его пользу. Первоначально сталъ усердно знакомиться съ русской литературой москалефильскій кружокъ студентовъ, издававшій въ Львовѣ газету «Другъ», а также вѣнское общество студентовъ «Січ». Черезъ Россію же галичане знакомились съ западно-европейской литературой и наукой, ‒ съ современными трудами по соціологіи, политической экономіи. Подъ благотворнымъ вліяніемъ такого чтенія, въ 1876 г. москалефильскій «студенческій акад. кружокъ» слился съ украинофильскимъ «Друж. Лихвяремъ». Двумъ старшимъ партіямъ грозила опасность остаться безъ молодежи. Украинофилы обвинили свою молодежь въ измѣнѣ народности, въ обрусительныхъ стремленіяхъ, и, за одно съ москалефилами, заподозрѣваютъ новое движеніе въ нигилизмѣ, анархизмѣ и т. д. Первоначально новое, радикальвое движеніе дѣйствительно было не чуждо нѣкоторыхъ увлеченій, но въ общемъ галицкій радикализмъ ‒ движеніе вполнѣ мирное и культурное (какъ и сербскій радикализмъ), и вся бѣда только въ томъ, что онъ попалъ на почву слишкомъ невѣжественную; лучшимъ доказательствомъ этой страшной темноты галицкой публики служитъ исторія невѣроятныхъ преслѣдованій, какія вызвалъ первый переводъ повѣсти Глѣба Успенскаго «Отравленный Дьяконъ». Единодушное негодованіе обрушилось на голову переводчика, М. Павлика; посыпались доносы, печатные и анонимные; изданія молодежи были конфискованы; противъ главныхъ ея дѣятелей были возбуждаемы политическіе процессы, на которыхъ, въ качествѣ corpus delicti, фигурировали и повѣсти Успенскаго. Тяжелую школу испытаній вынесла молодая партія, пока стала на ноги, добилась довѣрія народа. Она стала издавать переводы европейскихъ и русскихъ писателей и вызвала серьезное движеніе среди женщинъ, съ жаромъ устремившихся къ знанію («Перший вінокъ», изданный талантливой писательницей Нат. Кобринской, въ которомъ приняли участіе до 20 русинокъ писательницъ). Изъ изданій радикаловъ слѣдуетъ отмѣтить «Громадск. Другъ», «Дзвінъ», «Молотъ», «Світъ» и съ 1889 года самостоятельный литературно-политическій органъ радикальной партіи «Народъ» ‒ для интеллигенціи, «Хліборобъ» ‒ для крестьянъ и для городскихъ рабочихъ. Изъ среды молодой партіи вышли: первый писатель по экономическимъ вопросамъ А. Навроцкій, публицисты Е. Левицкій, С. Даниловичъ, Герасимовичъ, Охримовичъ, д-ръ Яросевичъ и др. Къ радикальной партіи примыкаетъ и единственный галицкій безспорно талантливый беллетристъ, Ив. Франко. Рядомъ съ нимъ слѣдуетъ поставить другого замѣчательнаго дѣятеля, М. Павлика. Еще 10 лѣтъ назадъ совершенно одинокій, онъ въ настоящее время стоитъ во главѣ редакціи «Народа» и вообще всей радикальной партіи. Радикальная партія въ Галиціи ‒ единственно близкая Россіи. Опираясь на реальную силу народа, она чужда «политикованья»; всякіе компромиссы и связанныя съ ними перемѣны фронта чужды ея духу. Долгое время радикальные кружки не могли сплотиться въ самостоятельную партію, потому что считались и отчасти сами считали себя какъ бы лѣвымъ крыломъ украинофильства, которое по старымъ воспоминаніямъ признавалось еще отчасти демократическимъ движеніемъ. Но всѣ попытки улечься на прокустовомъ ложѣ украинофильства оказалисъ только вредными. Галицкіе народовцы обнаруживаютъ теперь все яснѣе тенденцію опираться на дворянскій элементъ. Послѣдняя «Польско-русская згода» (1888‒1889) разсѣяла всякія на этотъ счетъ сомнѣнія. Дѣло въ томъ, что замалчивать въ настоящее время народное русское движеніе дѣлается все болѣе неудобнымъ для воротилъ сеймоваго большинства (т. е. поляковъ). Отсюда стремленіе среди польскихъ группъ направить это движеніе въ благопріятномъ для себя смыслѣ. Таковы были попытки «Русскаго Собора»; о томъ же старался въ 70-хъ годахъ органъ Лавровскаго «Русь», а позже и іезуиты. Сеньоръ ордена «Змартвыхвстанцевъ», извѣстный историкъ Калина, сообразилъ, что многовѣковыя попытки подчинить Востокъ, полонизуя его, должны быть признаны неудачными; слѣдуетъ попробовать перехватить украинское движеніе и перевоспитать его въ духѣ римско-католическомъ. Съ этой цѣлью Калина завелъ семинарію, спеціально для дѣтей бѣдныхъ русиновъ (ср. рѣчь еп. Пелеша, 1885). Одновременно съ этимъ въ средѣ ополяченной нѣкогда аристократіи возникаетъ движеніе аналогичное тому, какое привело въ свое время онѣмеченную чешскую аристократію въ лагерь старочеховъ. Нѣкоторые польскіе магнаты (изъ русиновъ) обнаруживаютъ тенденцію уступить съ формальной стороны русинскому движенію, признать себя принадлежащими къ русской партіи, подъ условіемъ, что она откажется отстаивать экономическіе интересы крестьянства, въ вопросахъ религіозныхъ станетъ на римско-католическую почву, а въ вопросахъ національно-политич. ‒ на почву федераціи народностей бывшей «исторической Польши». Съ 1887 г. появляется въ этомъ направленіи анонимное изданіе «Правда», объявляющее войну русс. литературѣ, какъ порожденію «дикой, на половину азіатской культуры», и вообще всему великорус. племени, которое, вмѣстѣ съ Духинскимъ, считаетъ не славянскимъ, а финскимъ, неспособнымъ къ культурѣ, лишеннымъ чувства справедливости. «Правда» выставляетъ «стягъ» ультранаціональнаго шовинизма, объявляя всѣхъ несогласныхъ съ нею врагами «Руси-Украины». Долго никто не могъ опредѣлить, на какія деньги и отъ имени какой группы выходитъ этотъ органъ. Первоначально «народовцы» отнеслись къ нему отрицательно и даже опротестовали его попытку присвоить себѣ традиціи прежней «Правды». Въ 1889 г., по поводу предстоявшихъ выборовъ въ рейхсратъ, вполнѣ выяснилось, что «Правда» ‒ выразительница аристократическихъ тенденцій какой-то группы пановъ, имѣющей вѣсъ и въ правительственныхъ сферахъ. «Народовцы» не имѣли шансовъ попасть въ рейхсратъ, гдѣ, собственно говоря, они должны бы имѣть 17 мѣстъ. Тогда вышеупомянутая группа, черезъ намѣстника Галиціи Гр. Бадени, предложила народовцамъ соглашеніе въ духѣ «Правды». Взамѣнъ было пообѣщано нѣсколько формальныхъ уступокъ и 6 депутатскихъ мѣстъ для членовъ партіи народовцевъ. Народовцы не поколебались пойти на такую сдѣлку, хотя ею объявлялись «врагами отечества» и староруссы, и радикалы, и вообще всѣ, кто не признавалъ себя вѣрнымъ сыномъ римско-католической церкви, сторонникомъ національной особности малорусскаго племени и врагомъ Россіи. Въ этомъ смыслѣ и было сдѣлано заявленіе отъ лица «народной партіи» депутатомъ Романчукомъ. «Народовцы» согласились воспользоваться поддержкой полиціи для проведенія своихъ депутатовъ въ рейхсратъ, а гдѣ ихъ шансы были слишкомъ слабы, они обязательно подавали голоса за представителей крупной земельной собственности, противъ депутатовъ радикальной и старорусской партій. Все это было первоначально искусно замаскировано красивой и симпатичной формулой «польско-русскаго примиренія». Съ самой рѣшительной критикой этого соглашенія выступила радикальная партія, несмотря на то, что въ предупрежденіе возможныхъ разоблаченій былъ устроенъ, за нѣкоторое время передъ объявленіемъ «згоды», политическій процессъ, съ цѣлью скомпрометировать представителей радикальной партіи («Процессъ Дегеновъ» изъ Кіева). Удачная борьба съ «соглашеніемъ» составляетъ крупную общественную заслугу русской радикальной партіи въ Галиціи.

Кассий писал(а) 10.08.2017 :: 14:10:19:

Ну вот как бы:
Ответственные редакторы: Т. М. Исламов, А. И. Миллер."Австро-Венгрия: опыт многонационального государства. "
Содержание:.....
Алексей Миллер. Галиция в системе австро-венгерского дуализма

«Королевство Галиции и Лодомерии, обычно именовавшееся просто Галицией, было одним из наиболее поздних приобретений монархии Габсбургов. Эти земли попали под их власть после разделов Речи Посполитой в конце XVIII века, а в 1803 году они были сведены в общую административную единицу. Однако вплоть до середины XIX в. контроль Габсбургов над Галицией не был вполне устойчивым. В 1809 г. им пришлось уступить часть этих территорий созданному Наполеоном княжеству Варшавскому, а также Российской империи. После Венского конгресса западная часть провинции получила название Вольного, независимого и строго нейтрального города Кракова с округом. Независимость Краковской республики, как это политическое образование обычно называли, была чисто номинальной. Реальная власть была сосредоточена в руках резидентов, представлявших державы-"опекуны": Австрию, Россию и Пруссию. Только после восстания в Кракове в 1846 г. и последовавшей за его поражением аннексии Краковской республики Габсбургами провинция оформилась в том виде, в котором она и существовала в составе Дунайской империи вплоть до ее краха в 1918 г.

Чтобы охарактеризовать положение Галиции в системе австро-венгерского дуализма, нужно затронуть по крайней мере три группы проблем. Во-первых, место Галиции и роль ее различных политических сил в системе межнациональных отношений в империи. Во-вторых, влияние процесса дуалистического переустройства монархии на положение различных этнических групп в самой провинции и на отношения между ними. И, наконец, место Галиции в отношениях Австро-Венгрии с другими державами, и прежде всего с Россией.

Вторая половина 60-х годов XIX века, когда потрясенная поражением под Садовой монархия Габсбургов переживала период частичной либерализации и политической реорганизации, поставила польские политические элиты, которые, в отличие от слабо организованных украинцев, были в это время значимым политическим фактором в масштабе империи, перед трудной альтернативой. Им предстояло выбрать между жесткой оппозицией дуализму и последовательным отстаиванием требований федерализации империи в союзе с чехами, с одной стороны, и поисками компромисса с Веной в рамках дуалистической модели, с другой. При том, что федералистские настроения доминировали среди галицийских поляков, выбор, не без внутренней борьбы, был все же сделан в пользу компромисса с Веной.

Такой исход был обусловлен целым комплексом причин. Шок от поражения восстания 1863‒64 годов в Царстве Польском был еще слишком свеж, и галицийские поляки не были готовы к новой затяжной борьбе. Политическое преобладание получили сторонники "органической работы", стремившиеся к достижению конкретных целей ("язык, просвещение, самоуправление"

1

) в рамках политики лояльности по отношению к Вене. Внутригалицийские противоречия с русинами, о которых подробнее речь пойдет позже, и угроза административного раздела провинции по этническому принципу также весьма ограничивали радикализм польских требований в адрес Вены.

Роспуск богемского и моравского ландтагов, отказавшихся избрать делегации в рейхсрат Цислейтании, накануне созыва галицийского сейма в 1867 г. стал дополнительным весомым аргументом в пользу политики компромисса. Кроме того, присоединение к бойкоту рейхсрата до известной степени делало поляков заложниками их более сильных союзников. Если бы тактика бойкота имела успех, и Вене пришлось договариваться с чехами, то учет интересов Галиции во многом зависел бы от последних.

Однако мотивы польского выбора отнюдь не ограничивались обстоятельствами момента. За редким исключением галицийские политики, даже наиболее лояльные по отношению к Габсбургам, никогда не переставали мыслить общепольскими категориями. В рамках монархии Габсбургов польский вопрос не имел подлинного решения. А значит и идти ва-банк в борьбе вокруг переустройства монархии не было резона.

За свое согласие на дуализм поляки получили от Вены слишком мало для того, чтобы быть совершенно довольными, но вполне достаточно, чтобы желание сохранить обретенные в рамках автономии права неизменно перевешивало искушение рискнуть ими в каких-либо ирредентистских акциях. С конца 1860-х они обладали практически полной культурной автономией, весьма широким местным самоуправлением. Представители их политических элит имели хорошие карьерные шансы не только в Галиции, но и на общеимперском уровне, неоднократно получая министерские портфели в Вене, в том числе и такие ключевые, как министра финансов. (Ю. Дунаевский был, пожалуй, лучшим министром финансов Цислейтании за весь дуалистический период, неслучайно он оставался на этом посту десять лет.) Двое поляков ‒ А. Потоцкий и К. Бадени ‒ становились премьер-министрами Цислейтании.

Наконец, в рамках предоставленной Галиции автономии поляки превратились в группу, доминирующую не только социально, но и политически в этой этнически разнородной провинции. В середине XIX в. население Галиции составляло около 5 миллионов человек. В этническом отношении провинция отчетливо распадалась на западную и восточную части. Западная с центром в Кракове была заселена поляками. В городах и местечках, как и в целом по провинции, значительный процент составляли евреи. В Восточной Галиции большинство принадлежало русинам, однако в столице Галиции Львове преобладали поляки. Поляками было подавляющее большинство крупных землевладельцев как в восточной, так и в западной части провинции. (Эти обстоятельства делали периодически обсуждавшееся административное разделение провинции на восточную и западную части весьма желательным для русинов и совершенно неприемлемым для поляков, превращавшихся в этом случае в меньшинство в Восточной Галиции.) Австрийская статистика 1857 г. дает следующие данные в целом по Галиции. Поляков-мазуров тогда насчитывалось 1583 тыс., гурали (Goralen) в западной Галиции ‒ 281 тыс., русинов (Ruthenen (Russinen) oder Klein-Russen) ‒ 2281 тыс., из них 282 тыс. бойков и гуцулов. Около 6% населения составляли евреи

2

.

Восточная Галиция вполне соответствовала введенному Ю. Хлебовчиком понятию переходного пограничья, поскольку поляки и русины были тесно связаны в культурном, религиозном и историческом плане и могли понимать друг друга без переводчика

3

.

Развитие межнациональных отношений в Галиции в период утверждения дуализма вполне соответствует общим закономерностям, проявляющимся в ситуациях подобного рода, а именно в этнически разнородных провинциях империи на начальной стадии процесса политической либерализации. Как правило, начальная стадия ослабления контроля имперского центра, как это было в 1860-е годы в империи Габсбургов, застает местные политические элиты врасплох. Они вступают в этот период политически неорганизованными и неопытными. Для мобилизации необходимой массовой поддержки они обычно прибегают к мотиву угрозы. Так, в высказываниях польских политиков постоянно звучит мотив угрозы существованию польской нации как таковой в условиях разделов и антипольской политики держав, поделивших Речь Посполитую. В случае галицийских украинцев неопределенность этнической идентификации и культурной, цивилизационной ориентации, сохранявшаяся и в 60-е годы, создавала весьма нервозную обстановку в просвещенных слоях русинов и делала особенно острым их ощущение угрозы русинскому этносу как таковому. Иначе говоря, обе этнические группы, населявшие провинцию, воспринимали свое положение не просто с неудовлетворением, но как угрожаемое, критическое.

Важно иметь в виду, что в обоих случаях значительная часть политических элит состояла не из профессиональных политиков, а из интеллектуалов, которые выполняли роль "национальных будителей". По этим причинам поведение и элит и масс характеризуется повышенной эмоциональностью. Это, в свою очередь, создает условия для накопления взаимного недоверия и неприязни у соседствующих этнических групп и значительно затрудняет попытки рационализации межнационального конфликта.

Конфигурация конфликта между доминирующей этнической группой и меньшинством в провинции империи также делает примирение труднодостижимым. Участников конфликта неизменно больше, чем два. Третьим всегда выступает имперский центр. Он ограничивает конфликт и радикальность форм его проявления в той мере, в какой сохраняет эффективный контроль над правопорядком в провинции. Однако центр воспринимается как источник опасности доминирующей группой, которая стремится к расширению своих полномочий. Очевидно, что меньшинство, в свою очередь, рассматривает усиление доминирующей группы как угрозу и ищет арбитра. Доминирующая же группа смотрит на меньшинство, особенно если оно апеллирует к центру, как на "пятую колонну". Требования национальной автономии и языкового равноправия со стороны меньшинства доминирующая группа воспринимает как угрозу территориальной целостности "своей" провинции, статус которой находится в стадии изменения с неясным, как правило, исходом. Кроме того, в галицийском случае обе этнические группы тяготели к тем частям своих наций, которые оставались за границами Австро-Венгрии.

1865‒1868 гг. характеризовались неуклонным ростом напряженности в польско-русинских отношениях. Предпринятая в 1869 г. либеральными политиками (Ю. Лавровский от русинов и "станьчики" от поляков) попытка достижения компромисса была без труда похоронена экстремистами обеих сторон

4

. В дальнейшем польско-украинские отношения развивались таким образом, что устранение контроля центральной власти после крушения Австро-Венгрии отозвалось в Галиции кровавыми столкновениями и этническими чистками.

Таким образом, Галиция может служить одним из примеров общего правила, заключающегося в том, что этнически разнородные провинции неизменно превращаются в арену трудно разрешаемых и рационализируемых этнических конфликтов, как только начинается процесс децентрализации и либерализации империи.

Можно сказать, что польские политические элиты на протяжении всего дуалистического периода были для Вены почти идеальным партнером. Они всегда предпочитали компромиссы и согласны были на временные решения, то есть вполне соответствовали Вене в стиле подхода к национальным проблемам. В свое время на страницах "Ежегодника по австрийской истории" велась дискуссия о том, какую роль ‒ интегрирующую или дезинтегрирующую ‒ играли отдельные народы в жизни империи

5

. Те историки, которые полагали, что монархия могла быть спасена на путях федерализации, считали, что поляки сыграли негативную роль, смирившись с дуализмом. Тезис этот основан, однако, на абстрагировании от базовой проблемы условий, необходимых для успеха федеративной реформы. На одном из первых мест среди них стоит наличие политической воли центра, в данном случае прежде всего императорского двора, к федерализации монархии. Такая воля так никогда и не была Габсбургами проявлена. Не приходится сомневаться, что если бы это случилось, поляки оказали бы ей самую искреннюю поддержку, конечно, до тех пор, пока федерализация не стала бы угрожать разделом провинции. Галицийские же украинцы, со своей стороны, именно такого раздела и добивались бы еще более активно, чем в условиях дуализма. Таким образом, ситуация в Галиции была весьма удобна для Вены, пока она действовала по принципу "разделяй и властвуй". Но она же порождала серьезные трудности при попытке более глубокой децентрализации. Иными словами, гипотетическая федерализация вскрыла бы новый пласт проблем, решение которых "конвенциональными" методами, без того открытого насилия и этнических чисток, которые пережили эти земли в 1917‒1920, а затем в 1939‒1948 гг., выглядит, как ни больно в этом признаться, маловероятным.

Весьма часто конфигурация этнического конфликта в провинции усложняется присутствием дополнительных центров влияния за границами империи. В случае Галиции постоянным участником конфликта была Россия, которая претендовала на роль защитницы русинов и воспринималась поляками как главная внешняя угроза.