Кроме отсталости, у националистов ещё и мания величия. Однако я по-прежнему держу слово и нарушать его не стану. "Метание бисера" перед зазомбированными и невежественными людьми, по моему опыту, дело крайне неблагодарное.

«Выше (гл. IV), по поводу польско-русскихъ этнографическихъ сборниковъ мы упоминали о галицко-русскомъ возрожденіи, и считаемъ не лишнимъ возвратиться еще разъ къ нѣкоторымъ подробностямъ. Возрожденіе пробудило племенное чувство, напомнило и привело въ дѣйствіе старыя историческія отношенія, и открыло путь этнографическому интересу и изслѣдованію.

Въ процессахъ подобнаго рода любопытно наблюдать именно непосредственные мотивы движенія. Къ сожалѣнію, достаточно подробныхъ разсказовъ не осталось, а одинъ изъ участниковъ движенія, наиболѣе о немъ писавшій, Головацкій говорилъ о немъ уже въ поздніе годы, когда измѣнились его взгляды на сущность и цѣли движенія. Въ такихъ условіяхъ разсказъ неизбѣжно теряетъ точность: сознательно или безсознательно, такой историкъ измѣняетъ окраску прошедшаго, подставляетъ прошедшему свои позднѣйшіе взгляды ‒ даже при искреннемъ отношеніи къ дѣлу, а тѣмъ болѣе при неискреннемъ

¹)

. Дѣло въ томъ, что въ послѣднія десятилѣтія галицко-русскій литературный міръ раздѣлился на двѣ новыя стороны: одни, какъ ихъ иногда называютъ, „молодшіе“ русины, считаютъ свой народъ южно-русскимъ, каковъ онъ и есть, и стремятся къ развитію литературы на собственномъ языкѣ Галицкой Руси въ связи съ нашей литературой малорусской; другіе, „старшіе“ или „твердые“, нѣкогда державшіеся того же взгляда, потомъ стали думать, что галичанамъ должно стремиться къ сліянію съ литературой обще-русской, которая однако понимается не въ ея высшихъ поэтическихъ созданіяхъ и не въ ея стремленіяхъ истинно народолюбивыхъ, а только съ ея консервативной, обрусительной, славяно-благотворительной стороны. Изъ этого основного разнорѣчія происходило и происходитъ въ галицкой литературѣ много запутанныхъ столкновеній и вражды, въ которыхъ не легко разобраться русскому читателю, не знакомому съ подробностями мѣстныхъ отношеній. На обѣихъ сторонахъ есть люди убѣжденные, и одинаково преувеличивающіе; но къ сожалѣнію та сторона, которая могла бы быть намъ сочувственна по „обще-русскимъ“ стремленіямъ, всего чаще производитъ отталкивающее впечатлѣніе какъ упомянутымъ пониманіемъ „обще-русскаго“, такъ и личными дѣяніями нѣкоторыхъ ея послѣдователей.  Головацкій разсказываетъ о событіяхъ тридцатыхъ годовъ именно съ своей точки зрѣнія 1860‒80-хъ годовъ. Въ качествѣ приверженца „обще-русской“ партіи, онъ является обыкновенно яростнымъ врагомъ „полонизма“: гдѣ только является полякъ, это всегда дѣятель интриги. Въ такомъ родѣ составленъ разсказъ его о Вагилевичѣ, который былъ однимъ изъ ревностныхъ начинателей галицко-русскаго возрожденія и другомъ Головацкаго: біографія должна служить поученіемъ, такъ какъ Вагилевичъ дружилъ съ поляками и сталъ также жертвою своего довѣрія къ „польской лести и чести“. Въ чемъ была настоящая правда, разобрать не легко. Свое понятіе о польскихъ затѣяхъ („интригѣ“) Головацкій распространялъ на всякія отношенія галицко-русской жизни и литературы съ польскими: вопросы чисто литературные становятся почвой интриги; поляки внушаютъ галицко-русскимъ писателямъ, чтобы они приняли латинскую азбуку или даже бросили южно-русскій языкъ для польскаго и т.п.; если польскій писатель интересуется южно-русской этнографіей, то онъ крадетъ собранныя русскими пѣсни или „выманиваетъ“ у нихъ пѣсни (точно у глупыхъ ребятъ), и продаетъ въ свою пользу. Выходитъ такъ, какъ будто въ ту пору, въ 1830-хъ годахъ, и послѣ, не происходило ничего, кромѣ постоянныхъ козней со стороны поляковъ, а галицко-русскіе патріоты, которые въ чемъ-нибудь слушали поляковъ, являются въ видѣ неопытныхъ и угнетенныхъ младенцевъ или же измѣнниковъ.

Записки Головацкаго (въ „Литературномъ Сборникѣ“) начинаютъ со вступленія его въ тогдашнюю высшую школу во Львовѣ и съ знакомства съ Маркіаномъ Шашкевичемъ и Вагилевичемъ. Они вскорѣ тѣсно сдружились и выдѣлились въ средѣ товарищей, какъ „русская троица“, своимъ интересомъ къ народности. Изученіе русской старины, исторіи и языка давалось трудно за отсутствіемъ руководства, за недостаткомъ книгъ; друзья дѣлились своими знаніями и стремленіями, и мы упоминали въ другомъ мѣстѣ, какъ первымъ результатомъ ихъ общей работы была изданная съ большими препятствіями „Русалка Днѣстровая“ (1837) ‒ первая книга, съ которой считается возрожденіе галицко-русской литературы въ народномъ направленіи.

Гдѣ же былъ источникъ движенія, какъ оно совершалось, какія ставило цѣли? Мы узнае́мъ, что въ молодомъ кружкѣ шла оживленная дѣтельность: „въ семинаріи, ‒ разсказываетъ Головацкій, ‒ начались толки о русскомъ народѣ, о его просвѣщеніи посредствомъ народнаго языка… Всякій понималъ то дѣло по своему, но движеніе между молодымъ поколѣніемъ было сильно“. Нынѣшніе „младшіе“ критики недовольны неопредѣленностью разсказа, гдѣ не выяснены важные вопросы, которые представятся сами собой: откуда бралось, напр., у товарищей это „пониманіе дѣла по своему“ и въ чемъ заключалось? Объ этомъ есть отрывочныя подробности, но нѣтъ ничего цѣльнаго о развитіи мыслей тогдашнихъ патріотовъ и средѣ, въ которой они жили. Имъ попались въ руки, ‒ разсказываетъ авторъ, ‒ сборники пѣсенъ, „Енеида“ Котляревскаго и т.п.; но откуда они узнали о самомъ ихъ существованіи и что извлекли изъ нихъ? „Мы, ‒ говоритъ Головацкій, ‒ постоянно встрѣчаясь дома, въ аудиторіяхъ, на прогулкахъ всегда, когда мы втроемъ говорили, толковали, спорили, читали, критиковали, разсуждали о литературѣ, народности, исторіи, политикѣ и пр. и почти всегда мы говорили по-русски“. Авторъ жалуется, что онъ не имѣлъ руководителей; между тѣмъ, онъ и его товарищи, кажется, рано начинаютъ понимать, чего хотятъ. Шашкевичъ (повидимому, самая характерная личность всего кружка) описывается какъ человѣкъ живой, талантливый, страстный и, вѣроятно, искавшій ясныхъ рѣшеній; другой членъ кружка, Вагилевичъ, также человѣкъ живой, способный къ крайнимъ увлеченіямъ и, безъ сомнѣнія, также задававшій себѣ вопросы о принципахъ. Авторъ „Воспоминаній“ ничего не говоритъ о томъ, въ какихъ отношеніяхъ стоялъ ихъ кружокъ къ тогдашнему старшему поколѣнію, въ которомъ были, однако, люди, вообще извѣстные за патріотовъ ‒ въ чемъ состоялъ ихъ патріотизмъ? Упоминая о впечатлѣніи, какое произвелъ на нихъ сборникъ пѣсенъ Вацлава Залѣскаго, авторъ какъ будто не знаетъ, что Залѣскій (какъ теперь извѣстно) за пѣснями южно-русскими обращался именно къ питомцамъ русской семинаріи, и одинъ изъ „троицы“, пріятель Шашкевичъ, былъ сотрудникомъ польскаго этнографа, который былъ энтузіастомъ народной поэзіи и даже южно-русской больше, чѣмъ польской.

„Признаюсь, ‒ продолжаетъ Устіановичъ на „обще-русскомъ“ языкѣ, ‒ что я никогда не имѣлъ большого упованія въ мои духовныя силы и лякался (боялся) самаго подозрѣнія хвастунства… и не имѣя ни случайности, ни средствъ изъучити языкъ обще-литературный русскій, я былъ приклонникомъ дуализма и отстоивалъ нарѣчіе галицкое, надѣясь, что оно сліется съ говоромъ украинскимъ и очистится вмѣстѣ съ тѣмъ отъ пестроты, нанесенной сосѣднимъ языкомъ польскимъ. Но заглянувши въ продолженіи времени въ литературу велико-русскую и роспознавши основнѣе галицкое нарѣчіе, я убѣдился, что языкъ грамотный велико-руссовъ есть зданіемъ согубымъ воздвигненнымъ, однако, на подвалинахъ южно-русскихъ, что къ тому письменность великоросса а (и) его говоръ не есть одно и то же, ибо онъ пишетъ по нашему, а выговариваетъ по своему ладу, такъ якъ ее дѣлаютъ нѣмцы, итальяне, французы, у которыхъ еще большая находится розница въ нарѣчіяхъ; и что въ конецъ, въ продолженіи развитія галицкого простолюдинного говора по строгимъ правиламъ языкословія, послѣдуетъ безсомнѣнно то, о чемъ предвозвѣщалъ А.С. Петрушевичъ на соборѣ интеллигенціи галицко-русской 1848 года: „Пускай Россіяне начали отъ головы, а мы начнемъ отъ ногъ (?), то мы скорѣе или медленнѣе стрѣтимъ другъ друга и сойдемся въ сердцу“.

„Въ г. 1862 я удостоился избранія въ послы до краевого галицкого Сойма изъ выборного округа Стрыйского. На одномъ полномъ засѣданіи, трактующемъ объ офиціальномъ языцѣ для Галиціи и Кракова, озвался среди горячихъ преній одинъ изъ пословъ, если не ошибаюсь, Лешко Борковскій, до палаты тѣми памятными словами: Świat zna tylko Polskę i Moskwą. Rusi nie ma! Jazyś Ruteńczyki istnieli tylko u mózgu Stadiona. И онъ отъ части правъ. Его слова не одному изъ насъ издерли полуду изъ очей. Но суть на диво личности, которыи волѣютъ остатись слѣпыми“…

Авторъ забылъ только, что разница двухъ отраслей русскаго языка вовсе не въ одномъ выговорѣ, а также въ цѣломъ историческомъ складѣ и содержаніи литературы, и что пока совершится соединеніе „въ сердцѣ“, галицкій народъ, внѣ литературы на родномъ языкѣ, на дѣлѣ не зная нашего русскаго книжнаго языка и далекій отъ содержанія русской литературы, останется безъ средствъ просвѣщенія и будетъ только доставлять по-прежнему матеріалъ для онѣмеченія и ополяченія. Дѣйствительное единство въ „обще-русской“ литературѣ можетъ быть достигнуто лишь черезъ предварительное поднятіе народнаго сознанія ближайшими средствами родного языка. Авторъ (какъ и всѣ его единомышленники) не хочетъ понять, что старое восклицаніе: „nie ma Rusi“, отрицаетъ существованіе Галицкой Руси именно въ данную минуту, когда „обще-русскаго единства“ пока нѣтъ и далеко еще не предвидится, и когда противъ этого отрицанія надо бороться теперь же наличными, насущными средствами, что только усиленными заботами о просвѣщеніи народа (пока только на языкѣ, ему понятномъ) можно поддержать его нравственныя и умственныя силы для защиты его политическаго права и для страшной борьбы новѣйшаго времени ‒ борьбы экономической.

Кассий писал(а) 04.02.2018 :: 14:30:27:

Известный   историк   литературы   А.   Н.   Пыпин   в   свое   время   писал:   «Галицийской
литературе   не   принадлежат   произведения   той   нашей   литературы   малорусской,   которая
развивалась   уже   в   периоде   разделения   западного   и   восточного   края   южной   Руси,   под
влиянием   жизни   и   образованности   общерусской.   Начиная   с   Котляревского   и   даже   еще
раньше, условия нашей малорусской литературы были уже иные, чем условия книжности
галицко-русской, и произведения малорусские усваиваются галичанами опять с известной
долей искусственности».

: въ изученіи и реставраціи этого народнаго типа заключается главнѣйшее основаніе для галицко-русскаго возрожденія, и этимъ объясняются достигнутые доселѣ успѣхи, ‒ но это пока только одна почва, одно основаніе, на которомъ приходилось строить и которое одно (какъ и было доселѣ) еще не давало единенія и не мѣшало господству надъ жизнью чужихъ элементовъ. Дѣйствительное единеніе и солидарность національной жизни ‒ съ южно-русскою ли, или обще-русской ‒ могутъ быть осуществлены только органическимъ сближеніемъ съ той или другой въ высшихъ интересахъ общественнаго развитія, а не въ узкихъ предѣлахъ одного преданія, сохраняемаго одною инерціею народной памяти; безъ этого не помогутъ ни мнимо-научные софизмы, ни политиканскія натяжки. Какъ бы ни складывалисъ въ настоящую минуту стремленія галицкихъ партій, въ болѣе тѣсномъ или болѣе широкомъ этнографическомъ смыслѣ, единеніе возможно только съ однимъ условіемъ ‒ если эти стремленія воспримутъ то содержаніе, какое выработано лучшими умами и дарованіями русской литературы и науки, и встрѣтятся съ взаимнымъ интересомъ съ нашей стороны… Этого пока еще нѣтъ въ должной степени ни съ той, ни съ другой стороны… О политическихъ возможностяхъ ‒ не говоримъ: это вопросъ темный.

При раздѣлѣ Польши, Галиція отдана была Австріи какъ польская земля, но австрійское правительство замѣтило ея русскіе элементы; во время Іосифа II австрійское правительство сдѣлало нѣчто для русскаго образованія, давая въ школѣ, даже высшей, мѣсто русскому языку, но потомъ сочло болѣе для себя полезнымъ не поощрять русской народности подъ бокомъ у русскаго государства. При Меттернихѣ господствовала знаменитая система полицейскаго деспотизма, которая не терпѣла проявленій самобытности ни общественной, ни національной, и когда не было жизни политической, подозрѣвала и преслѣдовала кабинетныхъ ученыхъ. „Днѣстровая Русалка“ ‒ небольшая невинная книжка, какихъ выходятъ сотни въ удовольствіе этнографовъ и безъ всякой опасности для существующаго порядка ‒ въ тогдашнихъ условіяхъ стала событіемъ, которое встревожило полицію. Случай былъ необычный: заявляла о своемъ существованіи какая-то народность, считавшаяся погребенною

¹)

. Когда бывало нужно, австрійское правительство умѣло, однако, вспоминать о существованіи русской народности въ Галиціи и выдвигать ее противъ поляковъ. Въ 1848, говорили поэтому, что Стадіонъ (губернаторъ Галиціи) „выдумалъ русиновъ“ ‒ для этой цѣли; но, какъ видно, между прочимъ, и изъ напечатанныхъ теперь воспоминаній старыхъ галицко-русскихъ писателей, русины и въ 30-хъ годахъ были очень хорошо извѣстны австрійской полиціи

²)

…

Какъ бы то ни было, однако, поляки оставались господствующимъ племенемъ въ Галиціи. Старая привычка господства, долгое молчаніе галицко-русской народности, поощренія самой власти, давно внушали полякамъ представленіе, что этой народности и въ самомъ дѣлѣ нечего считать: на покорныхъ хлоповъ, на безсильныхъ мѣщанъ, на приниженное уніатское духовенство можно было не обращать вниманія или, по крайней мѣрѣ, можно было назвать ихъ народность лишь оттѣнкомъ польской. Въ пору пробужденія славянскихъ сочувствій, интересъ къ народу возросъ; нѣсколько мистическій народный романтизмъ влекъ за собой и болѣе высокое нравственное представленіе о народѣ и, частію, лучшее отношеніе въ нему въ реальной жизни; но понятіе о подчиненности галицко-русскаго племени не измѣнилось. Даже въ средѣ людей просвѣщенныхъ галицко-русская народность не получала своего права: многовѣковая принадлежность этого народа къ польскому государству, бытовое и образовательное подчиненіе польскому авторитету, дѣлали естественной мысль, что русинамъ и слѣдуетъ остаться въ этомъ польскомъ общеніи; они сочтены были только вѣтвію польскаго племени. Мы приводили выше мысли Вацлава Залѣскаго, который питалъ, однако, живѣйшій этнографическій интересъ въ русской народности и своимъ сборникомъ оказалъ галицкому возрожденію несомнѣнную услугу.

Кассий писал(а) 21.02.2018 :: 20:00:44:

Дело не в "особый уголокъ, издавна ведущій отдѣльную, и тяжелую, историческую жизнь въ рукахъ Венгріи", а в нежелании признать русь.

Кассий писал(а) 22.02.2018 :: 19:20:13:

Прежде чем навешивать определения, вы изучите хоть основы истории. Давний спор историков и церковных в том числе - кто первый пришел на Дунай, венгры или русы? Последнее время венгры согласны, но только в одном - вместе пришли, потому что не могут отказать "герцогу русов". Вот что хотел сказать.
Прежде чем ярлыки навешивать, оскорблять, читайте историю, а то ваши определения только невежество ваше выпирает.

Кассий писал(а) 22.02.2018 :: 21:40:19:

Вы ничему не учитесь. Прекратите хамить. За оскорбления уже бан получали?
Откуда может быть национализм, когда рассказ о переселении народов?

Кассий писал(а) 22.02.2018 :: 23:35:41:

upasaka писал(а) 22.02.2018 :: 22:22:08: