Хотел в юмор, но тогда все воспоминания об армии придется туда перенести
Новый год для каждого солдата – священный праздник. В первую очередь тем, что в калорийном, но очень однообразном рационе его появляются такие экзотические вещи как фрукты. Но первый Новый год в армии чреват многочисленными огорчениями. Не стал исключением и наш случай. Когда учебная рота в 130 человек уселась за длинный «банкетный» стол, 130 алчущих пар глаз голодных курсантов плотно уставились на 130 лежащих перед ними апельсинов. По странной прихоти отцов-командиров, их мы должны были съесть в казарме, а в столовой только слушать их длинные пространные речи о том, как хорошо служить в армии. Их бубнящие голоса постепенно таяли на периферии сознания, оставляя нас наедине с оранжевой круглобокой мечтой… Которая, в соответствии с чеканной строчкой кровавого Устава: «Солдат должен стойко и храбро переносить все тяготы армейской жизни», так и должна была остаться мечтой. Сержанты многозначительно поглядывали на нас, и каждый курсант знал, что это означает. С иллюзиями все расстались еще во время присяги, когда выданные по этому радостному случаю яблоки перекочевали в широкие карманы старослужащих. Схожая участь ожидала и апельсины. Когда прозвучала команда «Встать!», мозги младшего призыва закипели, и в них металась только одна мысль: как бы заточить апельсин и не получить при этом люлей. Дорога от столовой до казармы превратилась в апельсиновую Голгофу. Кое-кто получил несовместимую со здравым смыслом психологическую травму и принялся поедать фрукт прямо в строю, вместе с кожурой, заливая бушлат липким соком. Участь их была печальна. Те, кто был поумнее, пытались провернуть по приходу в казармы отчаянный в своей беспомощности трюк – когда сержант подходил за своим жертвоприношением младшему командному составу, они говорили, что уже отдали апельсин другому сержанту, из соседнего взвода. Однако «дедушек» было не «развести» - они уже не первый год сапоги нюхали и не такое видели. Ласково взяв страдальца под белые руки, сержант вел его к тому самому «злодею» и укоризненно грозил тому пальчиком: «Как вам не стыдно, сейчас же верните товарищу курсанту его апельсин!». Судьбу злосчастного «обделенного» солдата описывать нет смысла, ибо печальна она.
Апельсиновое солнышко закатилось, так и не взойдя. Тьма египетская окутала казарму, в которой слышался хруст раздираемых сержантами апельсинов. Души курсантов стонали от этой изощренной пытки. Дневальный плакал на тумбочке, нюхая найденную на полу оранжевую корочку.
Но среди всей этой безнадеги только четверка писарей не потеряла расположение духа. Канцелярские борзописцы с полным основанием считались курсантской мозговой элитой и разработали свой не лишенный изящества план. Один из писарей нарочно крутился перед глазами сержанта-сборщика, чтобы в итоге услышать повелительный окрик. С испуганным видом курсант кидался в канцелярию, где он якобы забыл фрукт. Там он быстро менялся с другим писарем, который относил апельсин довольному сержанту. Тот еще пока не понимал, какое надувательство с ним совершили. Но два лица уже плотно отпечатались в его памяти в категории «Сдал». Операция повторялась. Итого сдано два апельсина, еще два остались в канцелярии. Подлог всплывал при взводном подсчете. Сержант выстраивал своих подопечных и пытался вспомнить, к кому же он не подходил. В конце концов, напрягая последние извилины, «дедушка» внутренне мирился с этой непонятной мистификацией (у всех взял – а двух все равно не хватает) и чтобы не выглядеть в глазах личного состава полным идиотом, хлопал себя по голове и внезапно вспоминал, что он сам отдал эти два апельсина знакомому из второй роты.
А ночью, в канцелярии, при открытых окнах (во избежание демаскирующего запаха) писари аккуратно пожинали плоды своей хитрой комбинации. Два апельсина на четыре «духа» - это роскошь, дамы и господа!
Страниц: 
